— Дело не в воде. Я мало знаю о вашей Леде, о ней лишь долетают сюда легенды. Брат Каррам знал о ней, но не я. Одно знаю точно: забвение не имеет отношения к твоим увечьям. Исса росла на Севере и редко бывала дома. Она не могла знать, откуда эти шрамы, а иначе сразу поняла бы, что с тобой произошло.

Исса с серьёзным видом подняла глаза на отца. Все четверо выглядели озадаченно. Цедрогу ничего не оставалось теперь — надо было сказать это. Тяжёлое знание. Словно удар. Но разве выйдет сказать об этом как-то мягче?

— Сын мой, тебя терзал дракон в своих когтях!

Как и ожидал правитель, эта фраза предшествовала немой, мёртвой, угрюмой паузе. Все стояли замерев и ловили каждое слово правителя — а когда он умолк, ловили подхваченное просторными стенами эхо. Но и многократно повторённая самим тронным залом, эта правда с трудом доходила до них.

Наконец, когда первое оцепенение прошло, вначале пришла в себя Исса. Она повернулась к мужу и медленно подняла руку к его лицу. Провела пальцем по краю раны, вглядываясь в зеленоватую гниль. Едва заметно мускулы на его лице дёрнулись — Эргону было если не больно, то вполне чувствительно. Но он стойко держался под рукой Иссы и смотрел ей в глаза. Авит тоже с интересом разглядывал шрамы — на его физиономии было изображено бесцеремонное любопытство учёного. Но оно, похоже, ни капли не обижало Эргона, даже когда он оторвал взгляд от Иссы и заметил, что он теперь был словно подопытный для своего друга. Клов, видимо, не слишком интересовался медицинскими подробностями. Он поглядывал на Эргона, но без особого участия и интереса. Но Цедрог был уверен — его ум живо работал в отношении всего, что связано с политикой и военным делом. Поэтому северянин первым пришёл в себя от этой новости.

— Владыка, откуда взялись драконы в окрестностях Дайберга?

— Мальчик, сколько еще ужасного скрывает мир, если выйти за порог своих владений! Чуть больше четырёхсот лет назад мой предок и правители еще двух провинций Большого Юга — у нас с ними был тогда альянс — решили расширить владения на запад. Мы заглянули за те невысокие горы, что были тогда границей наших провинций. Мы разворошили это драконье гнездо и уже четыре века не можем усмирить первобытное зло. Лишь слегка удалось отодвинуть границу к западу. Но драконы не стали ручными. Истреблять их мало толку — погибнув в кровавом поединке, они сгорают, и нам не достаётся ни шкур, ни мяса.

— Почему же не отступить на границу гор и не оставить их владения нетронутыми?

— Наивный северный мальчик! Посмотри вокруг! — Цедрог повел рукой. — Золото и богатые дворцы, заполненные драгоценностями сокровищницы, богатые интерьеры, купленные рабы — откуда все это? В горах лежали состояния самых рискованных людей трёх провинций. Кто не боялся идти в горы добывать драгоценные камни, те в итоге стали основателями богатейших домов Ближнего и Большого Юга.

Исса шагнула к отцу и с вызовом спросила:

— Так сколотил состояние и наш род? Вот и вся знатность — цветные камушки?

Цедрог с благоговением открыл ей секрет их рода:

— О, нет, наш предок нашёл не просто цветные камушки. Он нашел «драконий камень» и «драконью кровь». — Цедрог зажмурился и насладился паузой, во время которой все четверо жадно заглядывали в лицо правителю. — «Драконий камень» нужен был, чтобы держать драконов подальше от копей. Ну, а «драконья кровь» — вот секрет нашего состояния и сотен северных рабов, которых пригоняли из Кронграда, Дубовья и Генсландии. А мы давали взамен рабов «драконью кровь», которую северные владыки вправили в ордена Рубинового полка. Они носят на себе посмертную драконью силу, но не верят в драконов — забавно, правда?

Цедрог хмыкнул и довольно откинулся на троне. Ему показалось, что его насмешка разозлила, главным образом, Эргона. Он злобно произнес:

— Верни рабам свободу хотя бы в счёт душ, которые угробил твой род за четыре века.

— Видишь ли, сын мой, если я верну только своим рабам свободу, другие тоже захотят свободы. Поднимут бунт, и меня низвергнут мои нынешние вольные и знатные подданные. А уж что могут сделать правители соседних провинций… Дайберг зажат между Белой Долиной и Большим Югом. Кто придёт мне на помощь? Пылевые Волки? — он поневоле скривился, хотя изо всех сил старался не переходить на крик и держаться ровно. — Я, помнится, вернул одной рабыне свободу. А её убили твои товарищи по оружию. Кажется, я даже припоминаю фамилию их предводителя. Сиадр — что-то знакомое, правда? Поэтому спасение дочери можно расценивать как уплату долга.

Цедрог почуял, что перегнул палку, но уже было поздно. Сиадр подскочил к нему и схватил за грудки кафтана, рыча:

— Я тебе ничего не задолжал, отец мой! Эта женщина — вот кому я обязан жизнью. Твоя дочь — моя жена по доброй воле. Я её не избирал из сотен собственных рабов. И все счёты у меня только с ней одной.

Эргон всё не разжимал кулаки и не отпускал его кафтан, а Цедрог в ответ схватил его за запястья. И поневоле попал на одну из гнилостных ран. Лицо Эргона вблизи было чудовищным, к тому же, по нему пробежала гримаса боли от неосторожного прикосновения Цедрога. Оба мужчины в пылу противостояния даже не чувствовали, как маленькая Исса пытается разнять их. После тирады Эргона Цедрог прошипел:

— Чего ты хочешь? Рабов? Забирай сколько хочешь и делай с ними что пожелаешь. Хочешь — женись на всех женщинах сразу, чтобы сделать их свободными! Хочешь — убей меня сейчас. Приведёшь на моё место Перивса — он уже заждался.

Последняя фраза, сказанная с огромной горечью, отрезвила зятя — он отпрянул от правителя и опустился на колени. Рядом стояла Исса. Слёзы крупными каплями катились из её глаз, и Цедрог обнял дочь и стал гладить её по голове. В этот момент она была той самой шестилетней девочкой, что росла маленьким цветочком во дворце много лет назад.