Шрифт:
Бренна, поняв бесполезность попыток повлиять на Хакона, попыталась обратиться напрямую к Эйслинн:
— Прекратите сейчас же, — на этот раз её голос звучал мягче. — Прикажите этому орку отпустить вас. Вот, вытрите слёзы.
Она достала из кармана платок, но её госпожа не видела его — лицо Эйслинн было по-прежнему прижато к груди Хакона.
— Мы все уже пресытились вашей «заботой», шателен.
Губы Бренны сжались в тонкую нить.
— Как ты смеешь? Она — наследница рода, а ты… ты всего лишь кузнец. Немедленно отпусти её!
Он и не подумал повиноваться.
Когда Бренна собралась изрыгнуть новую порцию яда, Фиа мягко взяла её за руку.
В комнате вновь воцарилась тишина — Хакону это было только на руку. Не сводя глаз с остальных, он сосредоточился на своей паре, пытаясь утешить её как мог. В его груди заурчал тихий, едва слышный звук — только для неё.
Наклонившись к её уху, он прошептал:
— Всё хорошо, виния. Я с тобой.
Он не знал, что спровоцировало этот приступ — да и не особо заботился о причине. Но он мог догадаться.
Она тянула время, но теперь его не осталось.
Долгие минуты он гладил её по спине, шептал утешения в тёплом пространстве между ними, и постепенно рыдания Эйслинн стихли. Она начала жадно глотать воздух, пытаясь унять дрожь, и вскоре её выдохи обрели ритм — ровные, через рот. Хакон присоединился, синхронизируя своё дыхание с её. Вместе они дышали.
Дрожь прекратилась.
Эйслинн подняла лицо от его груди. Её глаза были покрасневшими, опухшими от слёз. Он провёл большим пальцем по щеке, собирая последние капли.
— Джеррод идёт, — прошептала она.
Хакон лишь кивнул.
Что ж, пусть так.
Её лицо исказилось от осознания правды, принесённой Коннором, но новым слезам она не позволила вырваться наружу.
— Я должна сообщить им.
Хакон сжал её крепче.
— Пошли кого-то другого, — умолял он. Ей нужны были отдых, покой, ночь под тёплыми одеялами, чтобы встретить завтрашние испытания.
Она печально покачала головой.
— Это должна сделать я.
Он хотел спорить, хотел прижать её к себе и не отпускать — но когда она сделала шаг назад, его руки разжались.
Нужно остаться с ней наедине. Убежать — быстро и далеко.
Печальный взгляд Эйслинн разрывал ему сердце — и одновременно закалял его для того, что предстояло сделать.
Стиснув клыки, он наблюдал, как она выходит из кладовой и направляется обратно в трапезную. Коннор и женщины последовали за ней, оставив Хакона наедине с Ореком.
Хакон двинулся следом, но ожидаемо наткнулся на ладонь, преградившую ему путь. Он повернулся, сверкнув глазами на сородича.
— Больше никогда не рычи на мою пару, — на оркском произнёс Орек.
— Это она сделала Эйслинн наследницей. Взвалила на неё этот груз. Если бы не Сорча…
Орек оскалил свои небольшие клыки:
— Сорча не выбирала эту роль. Эйслинн и так уже была наследницей во всём, кроме титула. С исчезновением брата — кому ещё было взять бразды правления? Она всегда была предназначена для этого.
Хакон гневно раздул ноздри и, оттолкнув Орека, вышел в коридор. Прислушиваясь к голосу своей пары, он проследовал обратно в трапезную. Остановившись у входа, он наблюдал, как Эйслинн обращается к собравшимся слугам, стоя на ступенях возвышения.
— Мои худшие опасения подтвердились. Мой брат с отрядом наёмников уже на подходе. У нас есть четыре дня, возможно, немного больше.
Зал взорвался нервным шёпотом. Слуги переглядывались между собой, их страх витал под сводами, сгущая многодневное напряжение в тугой узел тревоги.
— Но сейчас не время для паники. Нужно готовиться. Завтра ваши руководители сообщат каждому задания, а пока — постарайтесь отдохнуть.
Хакон наблюдал, как она отвечает на вопросы встревоженных людей. В груди распирала гордость, но её затмевала тревога за неё. Его зверь бесновался внутри, видя, как она одиноко принимает на себя град вопросов и страхов, а Байард кружит рядом, как стервятник, ждущий падали.
В горле застрял рык.
Она заботилась о своём народе, и они любили её за это. Но кто защитит саму Эйслинн? Разве эти люди смогут обеспечить её безопасность?
Нет. Только он. Её пара.
Тяжёлая ладонь опустилась на плечо, и Орек развернул его на полшага. Его лицо было мрачным, словно грозовая туча, с безмолвным осуждением.
— Я вижу твой взгляд, — сказал Орек на оркском. — Если ты действительно знаешь её, то понимаешь: она никогда не простит тебе такого.
— Мне всё равно! — прошипел Хакон.