Никому не разрешалось приближаться к его паре, пока он доставлял ей удовольствие. Ее удовольствие, ее звуки предназначались только ему.

Он слышал, как участилось биение ее сердца в груди, и ее прикосновения стали менее похотливыми и более неистовыми, когда она попыталась вернуть его к их занятиям любовью.

Она несчастно застонала, когда он отстранился и поправил ее лиф.

— Хакон, — она двинулась быстрее, чем был готов его затуманенный разум, запечатлела поцелуй и накрыла его руки своими, пытаясь притянуть его обратно к себе. — Займись со мной любовью. Возьми меня.

Настала его очередь застонать, и он опустил голову. Было бы так легко сдаться, и когда она прижалась к нему всем телом, покрывая поцелуями его кожу, он захотел этого. О, боги, как он этого захотел.

Но он все еще чувствовал запах медовухи в ее дыхании. И запах лошади в конюшне.

Не так, сказал он себе — и, что более важно, своему зверю. Не так. Она заслуживает гораздо лучшего.

Если бы он хотел показать ей все, чем он может быть для нее, он мог бы добиться большего, когда впервые займется с ней любовью.

— Я сделаю это, Эйслинн. Волею судеб, я хочу этого, — он позволил своим губам прильнуть к ее, в последний раз ощущая ее вкус. — Но только с ясной головой, когда ты будешь уверена, что это то, чего ты хочешь.

Она нахмурилась.

— Хакон…

— Ты должна быть уверена, виния, потому что пути назад не будет. Как только я получу тебя, ты будешь моей, понимаешь? — он скользнул губами по ее лбу, шепотом поцелуя, обещая гораздо большее. — Ты погубишь меня ради любой другой, и я намерен сделать то же самое для тебя. Так что ты должна быть уверена.

Она изумленно моргнула, и он воспользовался шансом отступить. Соскользнув на землю, он помог ей спуститься. Эйслинн посмотрела на него в изумленном молчании, позволив ему взять ее за руку и отвести обратно на празднование.

Его зверь бился внутри. Дурак! — взревел он. Не дай ей уйти! Возьми ее, предъяви на нее права! Она хочет, чтобы ты это сделал!

Судьба, да. Эта мысль воспламеняла его. Она хотела его, но когда она приходила к нему, это должно было быть с ясной головой. Он не принял бы от нее ничего меньшего, чем полную отдачу, и, хотя он рисковал никогда больше не получить шанс, отказав ей сейчас, он не мог позволить себе рискнуть тем, что она пожалеет о сегодняшнем вечере и отвернется от него позже.

Умные, мы должны быть умными, — сказал он чудовищу и своему разъяренному члену.

Замешательство было ясно написано на ее лице, когда он повернулся к ней на границе света от костра. Подняв ее руку, он запечатлел поцелуй чуть выше костяшек пальцев.

— Я буду ждать, виния, — прошептал он, прежде чем заставить себя отвернуться.

Если бы он задержался еще на мгновение, то забыл бы о себе и планах и отнес бы ее обратно в ту кучу сена.

Хакон прижал клыки к деснам и прибавил скорости, спеша обогнуть центр поместья и придерживаясь тусклого света на окраинах угасающего праздника. Музыка все еще играла, люди все еще танцевали, ели и пели, но другие разбились на группы поменьше или совсем исчезли, включая жениха и невесту.

Его походка была неумолимой, когда он пересекал поместье. Он услышал, что кто-то зовет его по имени, Варон и группа товарищей-полуорков собрались вокруг костра поменьше и выпивали, но он проигнорировал это. Кровь в его жилах горела слишком горячо, чтобы остановиться.

Вскоре он оставил позади праздник и свет, находя свой путь по луне. Он не останавливался, пока камни и вода не заскрипели и не захлюпали под ботинками.

Обнажив клыки в ночи, Хакон снял сапоги и швырнул их обратно на сушу. Следующими отправились его самая красивая куртка и туника, затем лучшее трико. Обнаженный, он вошел в озеро рядом с поместьем, и от холодной воды у него по ногам побежали мурашки.

Он почти не чувствовал этого из-за жгучей боли в крови.

Хакон обхватил кулаком разъяренный член, подпрыгивающий у него между ног, и начал двигаться. Он зашипел от голода и отчаяния.

Был ли он дураком, что остановился? Неужели он упустил свой единственный шанс?

Только время покажет.

Хакон уже был терпелив. Теперь он снова будет терпеливым.

Но, судьба, ему не нужно было терпение. Он хотел Эйслинн. Он хотел свою пару.

Рука скользила вверх и вниз по пульсирующему члену, собирая слизь, стекающую с кончика. Смазка стекала в озеро, и вода плескалась у его ног, пока он безжалостно работал над собой. Воспоминания о ее мягкости под его губами и руками, что резко контрастировали с его грубостью, он всем существом желал, чтобы это была она, а не его собственная рука.