Эйслинн не знала.

Однако, что бы она ни сделала, это было бы без помощи медовухи.

17

?

Я дурак.

Это было единственное, о чем Хакон мог думать, помимо трясины отчаяния, которая поглотила его в последующие дни. Он почти не видел Эйслинн, пока она и прислуга замка готовились к отъезду лорда Меррика с сэром Кьяраном и прощались с ним. Сам Хакон не спал до поздней ночи, чтобы убедиться, что лошади всех были должным образом подкованы, а каждая металлическая деталь блестела и была прочной.

Он надеялся, что после отъезда отца Эйслинн найдет время улизнуть, но в тех мгновениях, в которые он украдкой бросал на нее взгляд, она всегда была занята, уткнувшись носом в бумаги или слушая трех человек одновременно. Ему хотелось подойти к ней и разгладить морщинку ужаса между ее бровями, но без ее поддержки он не знал, что ему делать.

Хакон вбивал свое разочарование в подковы, нагрудники и все остальное, что нуждалось в взбучке. К счастью, Фергас, казалось, распознал очередное его мрачное настроение и оставил его в покое, вместо того чтобы бередить рану. Это была милость, которую Хакон не оценил, вместо этого он рвался в бой — что угодно, лишь бы отвлечься от часов, которые тянулись без нее.

Я все испортил. Она думает, что я отверг ее и не вернусь.

Сомнения терзали его, их звук был громче, чем стук молотка, даже когда он изо всех сил бил по расплавленному железу.

Как раз в тот момент, когда он посвятил себя планам, ей, он взял и все разрушил. Что он мог сделать? Как он мог вернуть ее?

Хакон проводил все свое свободное время, пытаясь придать форму подаркам из железа и дерева, до боли напрягая пальцы, но ничего не мог закончить. Ни один из подарков не был достаточно хорош и не выражал его преданности. Как он мог заставить железо сказать ей, что она самое совершенное создание на земле, и ему повезло, что он вообще стоит в ее присутствии?

Отбросив бесполезный кусок дерева, который начал принимать форму Вульфа, Хакон с отвращением зашипел на себя. Настоящий Вульф подбежал к выброшенному дереву и начал его грызть, не обращая внимания на несчастье Хакона.

Плюхнувшись в кресло, Хакон запустил руки в волосы, без сомнения, покрывая себя сажей. Ему было все равно. Сегодня она не пришла, и был уже ранний вечер, она никогда не приходила слишком поздно, по крайней мере, на данный момент.

Еще один день без нее, без информации.

Судьба, как кому-то это удавалось? Из-за того, что он страдал от любви, это звучало почти романтично, поэтично. Этот всепоглощающий ужас и апатия ко всему остальному не имели ничего общего.

У него не было ни малейшего желания идти в столовую ужинать — и даже искать остатки на кухне. Он не был голоден, но едва мог уснуть. Его разум просто продолжал показывать воспоминания о ней, мягкой и желанной на том тюке, и о том, как он отказал ей.

Был ли когда-нибудь хоть один мужчина так глуп?

Он пытался убедить себя, что она занята своими обязанностями. С уходом лорда Меррика полная власть над всеми владениями теперь перешла к Эйслинн, и это была нелегкая ответственность, к которой она не относилась легкомысленно. Ему нравилось, что она была предана своей земле и народу, — и в то же время он ненавидел это.

Она была бы замечательной сеньорой Дарроу, но она могла бы быть счастливее в качестве моей пары. Я позабочусь об этом.

Это будет, если он когда-нибудь увидит ее снова.

Судьба… А что, если она не помнит, что между ними было, что он сказал ей? От этой мысли воспаленные пальцы похолодели от ужаса. Он не считал, что медовуха могла так сильно на нее подействовать — она просто была навеселе. Но ведь она была куда меньше его. Могло ли быть, что она забыла, кем он был, и не помнила своих обещаний, если решится прийти к нему?

Хакон нервно сжимал и разжимал руки, не зная, что делать с осознанием случившегося.

Он должен был попробовать еще раз. Другого выхода не было, и пути назад тоже уже не было.

В этом мире ничего не было обещано, ни пары, ни счастья. Хакон хорошо знал это, знал об опасностях супружеских уз и о том, как они поглощают все остальное. Узам было все равно, что он оставляет после себя, поскольку он стремился к самореализации.

Он не мог быть безмозглым зверем, потерянным из-за своей любви и желания к женщине. Он должен был быть умным.

В кои-то веки он хотел, чтобы супружеская связь обошлась с ним правильно.

Хакон встал так внезапно, что напугал Вульфа, и поспешил забрать свою купальную простыню и свободные льняные трико. Во-первых, ему нужно было принять ванну. Он не стал бы добиваться своей возлюбленной грязным после кузницы.