Во вторых… что ж, он надеялся, что разберется с этим к тому времени, как вернется из ванны. По крайней мере, план получше, чем карабкаться по стене ее балкона.

Эйслинн лежала без сна до поздней ночи, снова испытывая беспокойство. Она плохо спала со дня свадьбы, и усталость начала брать над ней верх. Эмоции захлестывали ее, как листья во время шторма, одна стремительнее предыдущей, не давая ей времени разобраться ни в одной из них, кроме разочарования.

Ворча, она поправила подушки, желая, чтобы разум успокоился на достаточное время, чтобы заснуть. Вместо этого она безудержно размышляла над всем, что предстоит сделать на следующий день, и всем, что она не успела сделать сегодня, и тем, удастся ли Коннору Брэдей найти Джеррода, и сможет ли она когда-нибудь простить Бренну, и, и, и…

Хватит ли у нее смелости вернуться в кузницу.

Она хотела. О, она хотела.

Выполнение своих обязанностей и подготовка к отъезду отца были легким делом. Однако теперь, когда он ушел с половиной их отряда рыцарей на юг, работа была единственным отвлечением.

И это не то, что ей нравилось.

Эйслинн боролась с осознанием того, что не хочет отвлекаться. Она не хотела выполнять обязанности. Она хотела своего кузнеца — и знать, имел ли он в виду все, что сказал ей на свадьбе.

Судьба, я надеюсь, что это так.

Она никогда не надеялась на что-то большее.

Эйслинн никогда бы не отправилась в приключения, которые пережила Сорча со своей парой, и не поступила бы в академию, как Мейв Брэдей. Она никогда не испытала бы такой свободы, как у Джеррода.

Она не могла так надолго оставить Дундуран, своего отца. Она не могла быть эгоисткой. По крайней мере, не в этом.

Хотя я хочу быть эгоисткой по отношению к нему.

И все же…

Что, если сейчас все замечательно, но потом все пойдет не так?

Это было вполне возможно. Какое будущее могло быть у них на самом деле вместе, у кузнеца и дворянки? Сорчу поддерживали ее семья и соседи, и даже король Мариус разрешил иным жить в Дарроуленде и, по возможности, вступать в браки с людьми. Но что произошло бы, если бы такой брак был заключен с обещанием иного лорда?

Она едва осмеливалась думать об этом, но могли ли Дарроуленд и сам Эйриан принять полуорка в мужья богатой наследнице? Бренна не могла быть одинока в своих мнениях и предрассудках. Все было хорошо, когда другие дети были в своем собственном лагере, заводя дружбу с сельскими жителями — но что происходило, когда возникал спор? Свадьба Сорчи и Орека была прекрасным примером гармонии, но рано или поздно им предстояло пройти проверку.

Эйслинн не знала ответов ни на один из этих вопросов — и ненавидела незнание.

Но действительно ли незнание означало, что рисковать не стоило?

Нет.

Этот простой ответ прозвучал в ее голове ясно, как звон колокола.

У нее перехватило дыхание, и она села в своей постели.

Незнание не принесло ей ничего хорошего, только лишило того немногого, что помогло бы ей выспаться. Если уж на то пошло, даже если это принесет ей боль в сердце, то, по крайней мере, это принесет ясность ума — стоит избавиться от некоторых из этих эмоций, ползающих под кожей. Лучше выяснить это так или иначе сейчас и покончить с этим.

И… шанс быть с Хаконом, как бы долго он с ней ни был, с какой бы целью ни шел на это, стоил риска. Будь что будет.

С бешено колотящимся сердцем Эйслинн откинула покрывало и схватила халат. Ее руки дрожали от волнения и ужаса, когда она продевала их в рукава и завязывала пояс.

Она была уверена, что он все еще бодрствует. В том, что он скажет, подумает, она была менее уверена. Но она должна была выяснить.

Теперь она не сможет заснуть — ей нужно было знать.

Ей казалось, что она вообще не дышит, когда кралась по замку. Касаясь кончиками пальцев прохладного камня до боли знакомых стен, она спустилась из своих покоев, бесшумно ступая по каменным плитам. В замке было тихо и спокойно, только несколько ночных стражников совершали обход, чтобы разогнать тьму.

Горстка факелов освещала ей путь, но она в них едва ли нуждалась. Небо было ясным, и луна почти полной, как раз для нее.

Эйслинн не в первый раз пробиралась по замку ночью. Она и раньше страдала от приступов бессонницы, а также от идей, которые не покидали ее и требовали, чтобы она вернулась в кабинет набросать черновик.