Шрифт:
Судьба, никто никогда не говорил о ней таких вещей.
Его мурлыканье переросло в похотливое рычание, когда ее рука скользнула вниз по телу, чтобы взять член. Она направила его в свое тело, и плавным движением он скользнул глубоко в нее.
Снова сомкнув их рты, Эйслинн жадно поцеловала его, проведя языком по коротким клыкам и прикусив нижнюю губу. Она поцеловала его с какой-то неистовой потребностью, контрапунктом неторопливому ритму их бедер.
Вода мягко плескалась о них, почти не потревоженная, когда она обхватила его лицо руками, а он обхватил ее бедра своими, направляя их занятия любовью. Когда, наконец, наступил кульминационный момент, он был не менее разрушительным из-за нежности. Эйслинн прижимала его к себе всеми возможными способами, удерживая, пока разрывалась на части всеми мыслимыми способами.
Расколовшись, он собрал ее обратно поцелуями и заботой.
— Виния, виния, — напевал он, как будто она была древней богиней, которой нужно молиться.
Когда его член пульсировал внутри нее, а любовь к нему росла в ее сердце, она чувствовала себя божественно. Женщина, которая могла все, у которой было все, что она только могла пожелать.
Он. Я просто хочу его.
Хакон быстро понял, что его пара любит игры. Острые ощущения от испытания всегда заставляли ее кровь бурлить, а влагалище становиться скользким.
Он был счастливейшим из мужчин.
Эйслинн махнула ему рукой из одного из открытых окон кузницы, оставшись вне поля зрения Фергаса, трудившегося с противоположной стороны. Ее улыбка искрилась озорством, и, перехватив его взгляд, она жестом пригласила его на встречу в розовом саду во время обеда.
На миг появившись — и тут же исчезнув, — она ускользнула через двор замка, оставив Хакона с пылающим сердцем и мучительно долгим утром впереди. Его кожа зудела от воспоминаний, и ему приходилось прилагать больше усилий, чтобы усмирить пульсирующее возбуждение, чем чтобы ковать наконечники копий. Он едва не раздробил себе большой палец и чуть не прибил ладонь, прежде чем заставил себя остановиться и перевести дыхание. Нужно было прийти в себя.
Не годилось появляться с окровавленными, покрытыми синяками руками. Они были нужны ему для гораздо более приятной работы.
Хакон с нетерпением ждал, когда Фергас уйдет на обед. Как только он ушел, Хакон вытащил кость, чтобы занять Вульфа, и развел огонь в кузнице.
Он вытер пот со лба, направляясь к розовому саду, надеясь, что не был слишком грязным или вспотевшим. Хотя его пара, казалось, получала от этого удовольствие, никогда не прогоняя его, даже когда его лицо было в грязи, а пот стекал по груди.
Деревянные ворота были оставлены незапертыми, и, украдкой оглядевшись по сторонам, Хакон проскользнул внутрь, закрыв и заперев их за собой.
Сад был ярким и благоухающим, несмотря на мешковину, прикрывавшую высокие кусты для зимнего покоя. В воздухе витал холод, предвещавший приход зимы, но Хакон не чувствовал ничего, кроме глубокой, всепоглощающей потребности в своей паре.
Он смотрел на нее с чем-то сродни благоговению, когда она сидела и ждала его на мраморной скамье, а ветерок трепал пряди ее золотистых волос. Ее прелестное личико повернулось, когда она услышала, что он приближается, и она приветственно улыбнулась ему.
Хакон упал перед ней на колени, побежденный.
Если он думал, что его зверь замолчит, когда, наконец, сдастся, он был… отчасти прав. Без конфликта между ними зверь был намного тише; хотя Хакон постоянно ощущал его — острый привкус между ребрами. Мурлыканье в его горле принадлежало только зверю и только ей.
— Как ты сегодня, мой дорогой? — спросила она, ее улыбка была ярче летнего солнца.
Хакон взял ее за обе руки и поцеловал каждую ладонь.
— Здесь, с тобой, гораздо лучше.
Наклонившись вперед, она притянула его ближе, так что их лица оказались совсем рядом.
— Что, если я скажу тебе, что у меня были идеи соблазнить тебя прямо здесь, в розовом саду?
— Я бы сказал тебе, что это будет нетрудно.
Ее смех наполнил его теплом, яркостью, которая достигла всех потрескавшихся, избитых частей его тела. Она обвила руками его шею и повалила на землю — каскад льняных волн, зеленых юбок и золотых сверкающих глаз. Ее рот в суматохе нашел его, и Хакон улегся на спину, более чем довольный тем, что его виния может делать с ним все, что пожелает.
Особенно когда она хотела взять его с собой на полуденную прогулку.
Спустившись по его ногам, Эйслинн оседлала его колени, распутывая ремень. Когда игривый взгляд метнулся к нему, Хакон ухмыльнулся и заложил руки за голову.
Он не был так спокоен, когда она запустила руку ему в штаны и вытащила твердеющий член. Ее мягкие руки скользили вверх и вниз неторопливыми движениями, и рот Хакона приоткрылся, когда ее золотистая голова опустилась, а розовые губы обхватили головку члена.