Стон сорвался с его губ, и ему потребовалось усилие, чтобы не взбрыкнуть и не засунуть член ей в горло.

— Тшшш, — напевала она рядом с ним, — кто-нибудь может услышать.

Стиснув клыки о десны, Хакон заурчал от неудовлетворенного голода. Значит, это была ее настоящая игра. Проверка его самоконтроля, его терпения, пока она будет играть с ним.

Она могла играть так долго, как хотела: он не сломался бы, не тогда, когда крепкое удержание нарастающей кульминации означало новые удары ее шаловливого языка и притяжения этого талантливого рта.

Не в силах вместить больше половины члена в рот, она обработала руками нижнюю часть члена, выжимая из него капли спермы, и заскользила пальцами по его чувствительным яйцам. Хакон чуть не подавился ревом, так сильно сжав челюсти, что услышал хлопок.

Он не мог не двигаться под ней, но оставался в таком положении, упираясь и принимая ее ласки столько, сколько она хотела.

Казалось, прошло много времени, прежде чем она сжалилась над ним, в последний раз обведя языком головку члена и щель, прежде чем поползти вверх по его телу. Его жадные руки встретили ее, помогая собрать юбки, чтобы она могла схватить его и ввести в мокрое влагалище.

— Судьба, — прошипел он, когда мягкая плоть поцеловала его член, — ты горишь жарче, чем моя кузница.

Ее бедра дрожали, широко раскинувшись на его талии и бедрах, она опустилась на него. Круговыми движениями бедер она вводила его все глубже, пока, озорно прикусив нижнюю губу, не позволила себе опуститься до конца. Она стиснула зубы, чтобы сдержать стон, насаживаясь на пульсирующий член.

Его руки забрались под юбки, ему нужно было почувствовать ее кожу. Он схватил Эйслинн за шикарные бедра, подстраиваясь под устойчивый ритм, который задавали она задавала.

Потребовалось усилие, чтобы сдержаться, а не просто перевернуть ее и не втрахать в землю, но Хакон держал себя в руках, держа ее, с благоговением наблюдая, как она раскачивается над ним.

— Вот так, виния, — похвалил он, — бери все, что тебе нужно.

Она вознаградила его тем звуком, который издавала, когда она достигала пика.

Хакон скользнул рукой вверх по ее бедру, чтобы провести большим пальцем по жемчужине клитора, набухшей и блестящей. Он рельефно прижался к ее раздвинутому влагалищу, и мрачное, удовлетворенное рычание зародилось в его груди при виде этого.

— Посмотри на себя, растянувшуюся вокруг меня. Какое ты представляешь зрелище, виния.

Он дразняще провел большим пальцем по капюшону клитора, заставив ее вздрогнуть и сбиться с ритма.

— Ты знаешь, каково это — иметь тебя вот так? — спросила она его, затаив дыхание. — Чувствовать под собой такого большого, сильного мужчину?

— Как богиня, которой ты являешься.

Она широко улыбнулась.

— Именно.

Вид ее, раскрасневшейся от голода и уверенности, прикончил его. Откинув голову на траву, Хакон подавил рычание и безжалостно оцарапал мозолью ее клитор. Ему нужно было заставить ее кончить одновременно с ним с отчаянием, граничащим с болью.

Со вздохом ее влагалище сжало его крепко, как тиски. Хакон приподнял бедра навстречу, желая проникнуть как можно глубже внутрь, желая быть частью ее сейчас, позже, всегда. Он излился в нее, ее смазка и его сперма стекали по его члену.

Ее ногти впились в кожу его куртки, когда ее тело содрогнулось от наслаждения. Хакон удерживал ее в агонии оргазма, наслаждаясь зрелищем, которое она представляла, сияя в лучах полуденного солнца. Она была великолепнее, чем он мог выразить, и то, как она смотрела на него сверху вниз, пока ее влагалище пульсировало толчками, разрывало его на части.

Тихий стон сорвался с ее губ, когда она растворилась в его объятиях. Она прижалась щекой к его груди, туда, где должно было греметь сердце — все это было ради нее, все это для нее.

Он по-прежнему держал ее близко, не спеша отпускать. Его тело начинало расслабляться, но она не отстранялась, не двигалась — словно хотела сохранить этот миг навсегда.

Хакон обнимал свою пару в саду, согретый солнцем и ее прикосновениями.

— Однажды, — сказал он ей, — я попрошу тебя сделать это со мной на моей земле.

Она подняла голову и положила подбородок ему на грудь, мечтательно улыбаясь.

— О?

— Мы должны посетить это место, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. Он хотел ее во всех отношениях, но особенно желал услышать ее крики удовольствия, эхом разносящиеся по деревьям. Он хотел наполнить ее своим семенем, увидеть, как оно изольется из нее вместе с соками, пропитав почву. Это была бы их земля, их дом.

— Это было бы здорово, — сказала она.

— Весной я положу тебя там в цветах и возьму под полной луной.