Шрифт:
Семья.
Внутренние часы императора говорили ему, что приходит конец пути. Не смерть, нет. А окончание великой роли. Он собрал семью за вечерним ужином. Великие князья и княгини, министры, старые друзья. Он посмотрел на младшего сына — юношу с глазами мечтателя и рассудком политика.
— Ты — не просто мой наследник, — сказал он тихо. — Ты наследник всей эпохи. Но не повторяй её. Превзойди её. Не будь моим отражением. Стань тем, кем ты должен быть — собой. В каждом из нас живёт время. Будь его сыном, а не рабом.
Юноша кивнул. И все поняли: новая эра началась.
Запись для архива.
Николай открыл личный дневник. Последняя запись:
«Время не уничтожает. Время очищает. Я был пришельцем в этом веке, но стал его частью. Я не царь, не реформатор, не гений. Я просто человек, которому дали шанс. И он выбрал Россию.»
«Сын Времени уходит. А Россия — остаётся. Такая, какой она должна быть. Свободной. Мудрой. Человечной.»
Затем… Тишина.
Но за этой тишиной рождался новый день.
Сын Времени уходил — и оставлял в наследие не просто империю.
Он оставлял мечту, превращённую в судьбу.
Царское Село дышало умиротворением. Но внутри Николая бурлило нечто большее, чем покой. Он чувствовал, что приближается момент, когда придётся передать бразды правления. Не потому, что устал — душа его всё ещё горела. А потому, что пришло время. Как человек, проживший две жизни, он знал цену своевременного ухода. В кабинете за массивным дубовым столом лежали три документа. Первый — проект новой Конституции, расширяющей полномочия Государственного совета, но сохраняющей личную ответственность монарха. Второй — план создания научно-исследовательского центра в Сибири, с международным участием. Третий — личное послание сыну, запечатанное сургучом.
Он взял перо и дописал последние строки:
«Мир — не цель, а путь. История — не приговор, а выбор. Делай его каждый день. И помни: быть Императором — значит служить, а не повелевать. Ты — Сын Времени. Пусть время будет тебе союзником, а не тенью.»
Поздний вечер. Усадьба на Волге.
Николай сидел с графом Витольдом, своим старым другом и советником, смотря на звёздное небо.
– Думаешь, ты всё изменил? — тихо спросил граф.
– Нет, — улыбнулся Николай. — Я просто дал шанс. Людям. Стране. И себе самому.
– Думаешь, тебя вспомнят?
– Пусть лучше забудут имя, но помнят суть. Пусть скажут: «В те годы Россия стала собой». Этого достаточно.
Граф кивнул. Потом добавил:
– А ты всё ещё не сказал, кто ты на самом деле. До Николая.
Император взглянул на него. Долго. И только ответил:
– Я — тот, кто не смог пройти мимо. Остальное — неважно.
На следующее утро...
По всей Империи было объявлено: Николай Александрович отходит от дел, передаёт трон сыну, но остаётся Верховным наставником при Совете Империи.
Газеты вышли с заголовками:
«Эпоха Николая. Новый путь — под знаком преемственности»
«Сын Времени уходит. Но Россия идёт вперёд»
Так завершалась одна история — чтобы началась другая.
Россия входила в XXI век с открытым сердцем и ясной головой.
И в этом — была главная победа Сына Времени.
Весна в Петербурге выдалась ясной. По Невскому проспекту неспешно проезжал кортеж — но без помпы, без фанфар. Внутри автомобиля Николай с лёгкой улыбкой наблюдал за горожанами: кто-то спешил на службу, кто-то — в университет, дети махали флажками. Всё это — плоды его труда. Его и множества людей, поверивших, что Россия может иначе.
– Ваше величество, — обратился Александр Николаевич, теперь уже цесаревич, — вы уверены, что не стоит устраивать торжественную церемонию?
– Мы не передаём меч, сынок, — мягко сказал Николай. — Мы передаём ответственность. И уважение к ней важнее короны.
На Дворцовой площади их встречали не парадные полки, а учёные, инженеры, рабочие, студенты. Сцена, которую в прошлом назвали бы немыслимой, теперь казалась естественной. Люди не преклонялись — они смотрели с доверием.
– А если я ошибусь? — тихо спросил Александр, глядя на лица в толпе.
– Ошибёшься. И не раз, — спокойно ответил Николай. — Но главное — быть честным перед собой и перед ними. Не притворяйся безошибочным. Притворяться — удел прошлого века.
Позднее, в Зимнем дворце, когда солнечные лучи проникали сквозь витражи, Николай остался наедине с залом. Это место хранило память империи — и крови, и славы. Он прошёл мимо картин, задумчиво остановившись перед портретом Александра III.
– Папа, — тихо произнёс он, — я сделал всё, что мог. И немного больше. Теперь — очередь за ним.