Петроград сиял огнями, но в этот раз их отражение не терялось в Неве — оно простиралось ввысь, к звёздам. Весной 1926 года Российская Империя стала инициатором первого в истории человечества международного собрания, посвящённого покорению космоса. Место было выбрано символично: реконструированное здание бывшего Морского кадетского корпуса на Васильевском острове, откуда когда-то уходили в море лучшие умы империи, теперь становилось отправной точкой в море звёзд. На конференцию прибыли делегации из Германии, Франции, Великобритании, США, а также Японии и даже Персии — их учёные с трудом скрывали удивление от уровня российской космической программы. Во главе российской делегации стоял профессор Константин Циолковский. Несмотря на возраст, его глаза горели юношеским азартом. Он стоял у микрофона, обращаясь к учёным мира:

– Мы стоим на пороге новой эры. Земля — колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели. Сегодня я призываю вас не к соревнованию, а к союзничеству. Да будет космос достоянием человечества, а не его новой ареной вражды.

Аплодисменты были громоподобны.

Секретная часть конференции проходила под грифом «Только для союзников». Там Империя раскрыла, что уже строит на Байконурской площадке первую пилотируемую ракету дальнего радиуса действия — проект «Орёл», с планами запуска в течение пяти лет. Американцы привезли проект двигателя на жидком водороде. Немцы — чертежи новой системы навигации. А японцы — концепт автономного спутника. Императорская Россия предложила объединить усилия и создать Международный Центр Космических Инициатив — под патронажем Николая II.

– Наступает столетие свершений, — говорил Николай в послании, зачитанном конференции. — И если XX век начался выстрелом в Сараеве, то пусть он продолжится выстрелом в небо — выстрелом мечты.

В кулуарах обсуждали и более смелые идеи: околоземные станции, межпланетные зонды, радиопередачи за пределы орбиты... Но главное было в другом — атмосфера не страха, а сотрудничества. Впервые за много веков человечество не спорило о границах, а смотрело туда, где границ не было. Так началась новая глава истории — не политической, не военной, а звёздной.

Уже на третий день конференции среди учёных и политиков царила не только атмосфера взаимного уважения, но и едва уловимое напряжение — чувствовалось, что в воздухе витает возможность великого поворота. В кулуарных переговорах британская делегация — сдержанная, но настороженная — пыталась выяснить, насколько реальны российские технологии. Посол лорда Эллингтона интересовался, не перебрасываются ли наука и ракеты в военную плоскость. На это граф Игнатьев, представитель Империи по вопросам внешней науки, ответил спокойно:

– Наши ракеты несут не смерть, а мечту. Но мы не наивны — если потребуется, они защитят и Землю.

Циолковский тем временем проводил вечернюю закрытую лекцию в Академии наук, где на чертежах нового ракетного корпуса присутствовали иностранные учёные. Вопросов было множество: как стабилизировать траекторию? Как избежать перегрева при повторном входе в атмосферу? Как наладить связь в вакууме?

Ответы, которые давали российские инженеры, шокировали западных коллег. Оказалось, что многие наработки уже испытаны в лабораториях и на малых моделях. В центре особого внимания оказался спутник связи — проект "Родник", способный ретранслировать сигналы по всему Евразийскому континенту. Тем временем в подземной части здания заседала стратегическая группа из высших представителей союзных держав. Секретный меморандум, подписанный в тот вечер, получил название «Хартия Звёзд» — первый в истории договор о запрете размещения вооружения в космосе и обязательстве делиться результатами исследований. Император лично прибыл в Академию на четвёртый день. Его появление вызвало настоящий фурор: Николай II вошёл не как монарх, а как визионер, державший в руках первый чертёж совместной космической лаборатории. Он произнёс слова, которые затем цитировали на десятках языков:

– Пусть каждая нация вложит свою душу в этот труд. Пусть ракеты несут не флаги, а надежду. Мы не должны делить небо, мы должны к нему вместе взлететь.

Последним актом конференции стала церемония запуска экспериментального зонда, созданного руками русских и немцев, с электроникой, собранной американцами, и корпусом, рассчитанным японскими инженерами. Он был невелик, но символичен. Когда он прорезал облака над Петроградом и исчез в небе, раздались аплодисменты, не уступающий по громкости салюту в честь Победы.

И в тот вечер над городом вспыхнуло новое северное сияние. Как будто небо само благословляло человечество на шаг в вечность.

На следующий день после запуска зонда в зале Государственного совета собрались ключевые министры, ведущие учёные и военные стратеги. Император приказал провести итоговое закрытое заседание — не просто чтобы подвести итоги конференции, но чтобы определить следующий шаг.

– Россия открыла окно в космос, — произнёс Николай, — но что мы в нём увидим — безбрежную свободу или очередной театр войны?

Главнокомандующий Столыпин-младший, недавно назначенный министром обороны, говорил жёстко:

– Ваше Величество, успехи науки должны сопровождаться укреплением границ. Нам известны данные о секретных разработках США и Франции. Если мы не будем готовы, мечта обернётся уязвимостью.

Циолковский, сидевший чуть поодаль, покачал головой:

– Если первым, кто ступит на Луну, будет солдат, — мы проиграем как вид.

Тем временем за пределами России реакция на конференцию была неоднозначной. В Берлине газеты кричали о "русском небе" и "мягкой экспансии через науку". Париж охватил страх, а в Вашингтоне обсуждалась программа срочного финансирования собственного космоса.