По бедру к груди пробежало его прикосновение. Казалось, теперь мы дышали не воздухом, а друг другом, и я сглотнула, чтобы голос не выдал то, о чем, к сожалению, кричало мое прерывистое дыхание.

– Ладно…

Его рука мягко сжала мое бедро.

– Ладно?

– Я тебя…

– Я тебя… – подбодрил он, ловя каждый мой выдох.

Я запрокинула голову и посмотрела на него с вызовом, как опытная воительница. Я наклонилась, чтобы произнести каждую букву прямо Андрасу в рот.

– Я тебя презираю.

Его губы прижались к моим. Они впились в них, и кто-то из нас простонал.

Андрас обнял меня, и душа взорвалась, залив мои вены мощным жаром. Это острое ощущение опутало меня, словно пламя.

Я выгнула спину, теснее прижавшись к Андрасу. Его рука погрузилась в мои распущенные волосы. Я сжала его плечи, готовая оттолкнуть. Но путаные чувства, затуманивающие разум, превращали всякое намерение в дрожь. Его горячие жадные губы всасывали мою нижнюю губу, облизывая ее, как карамель, и, возможно, именно из-за проклятого ощущения слабости в ногах я в эту минуту была не в силах отстраниться.

Его горячее дыхание смешалось с моим, вызывая головокружение. Пряный мужской аромат проникал в ноздри, наполнял легкие.

Нет, дело не в том, что я не могла, я не хотела… не хотела его отталкивать!

И все же я оттолкнула его от себя. Андрас отшатнулся, унося на языке вкус моих губ.

Внезапный холод коснулся моего тела там, где уже не было его рук, как будто я только что содрала с себя кусочки кожи.

Я смотрела на него, тяжело дыша и широко раскрыв глаза, осознавая, что только что произошло.

Осознавая, что жгучее чувство, опаляющее каждый сантиметр моего тела, было опасно далеко от отвращения. И он… Кажется, он это понял. Андрас понял, что под ненавистью во мне пульсировало более неистовое и разрушительное чувство.

Катастрофическое для сердца чувство, потому что оно было ошибочным.

Чувство, которое Андрас почуял, как запах духов, ведь он был повелителем катастроф.

Темнота накрыла меня, как покрывало. Где-то за окнами в конце узкого коридора занимался рассвет.

Скрип лестницы резанул по ушам, когда завозмущалось дерево ступенек. Жалобный звук усиливался, пока не достиг площадки и не оборвался где-то рядом. Затем – слабое позвякивание бус и новый протест старых половиц против каблуков.

Зажегся свет, и раздался судорожный вздох испуга.

– Боже мой!

Когда вечер закончился, я укрылась наверху. В клубе наступила тишина, изредка нарушаемая чьими-то торопливыми шагами между столиками.

Я все еще не сняла платье. Туфли лежали рядом. Я была похожа на растоптанный цветок – растрепанные волосы, следы помады вокруг потрескавшихся губ. Я нашла в темноте и тишине покой, которого искала.

– Что ты здесь делаешь? Почему до сих пор не ушла? – спросила Зора.

Обтягивающие джинсы, серый свитер и длинное блестящее ожерелье хорошо сочетались с ее французским беретом. Наверное, она поднялась за пальто и сумкой, которые оставила в кабинете.

– Почему ты не переоделась?

Я подняла глаза на женщину, которая когда-то в кабинете за этой дверью дала мне шанс на новую жизнь; которая час назад представлялась мне истинной виновницей недавних событий и главной ответчицей за них – час судорожных, интенсивных и отчаянных размышлений. Но теперь, кажется, я приходила в себя, прежде всего избавившись от острого желания найти виноватого, как это случалось со мной всякий раз, когда не хватало смелости обвинить себя.

– Ты знала, что он живет по тому же адресу.

Зора посмотрела на меня со скучающим выражением лица, явно не желая слушать мои упреки и жалобы.

– Мирея, уже почти семь утра. Ночь была долгой. Иди домой.

Я осталась сидеть, привалившись спиной к двери ее кабинета и упрямо глядя на нее снизу вверх.

– Нет, сначала ты расскажешь мне, как обстоят дела на самом деле.

– Мы уже об этом говорили.

Она шагнула вперед и открыла дверь кабинета. Предвидев это, я уперлась ладонями в пол, чтобы не завалиться назад. Конечно, Зора хотела как можно быстрее от меня избавиться, но я не собиралась позволять ей и дальше меня обманывать. Хватит с меня тайн и интриг.