Шрифт:
«Не тяни! Подавай в Союз, — подбадривал меня муж, который вступил в Союз художников СССР сразу по окончании вуза и участия картины «Кореянка» на Всесоюзной художественной выставке в 1956 году в Третьяковской галерее. — Сама-то подумай, твои переводы высоко ценит Николай Михайлович Любимов!»
«И помни, — напутствовала меня Скина Вафа (переводчица с испанского, которая когда-то работала под началом все того же Столбова), — ты нажила себе ой какого врага на всю, как говорят, оставшуюся жизнь».
«Мою?» — спросила я ее с усмешкой, но не без тревоги.
«Нет, хочу надеяться, Столба!»
Так многие называли Столбова в издательстве.
«А вспомни, Скина, как он меня брал в редакцию с распростертыми объятиями! Кстати, мало что обо мне зная».
«Так он же брал красивую женщину, да еще со знанием редкого португальского языка. Но всегда говорил: «Что за черт! Как красивая баба, так обязательно стерва!»
Однажды я навещала родителей мужа на Новодевичьем кладбище и какое-то время постояла у колумбария, где захоронен твой прах, Скиночка, вспоминая, как ты говорила мне: «Тебе ли не знать, как, готовя себе открытые двери в Союз писателей, Столбов привечал известных прозаиков и поэтов, раздавая им переводы и с испанского, и с португальского, вспомни, вспомни. И дал бы с китайского, если бы мог!» — «Но за это ему большое спасибо, — отвечала я тебе, — книжки-то выходили достойные!» — «Да, да, однако, такой известный, правда, независимый переводчик, как Николай Михайлович Любимов, оставался в стороне, и у Столбова не работал. Ведь прекрасный двухтомник Сервантеса в серии «Литература эпохи Возрождения» в переводе Николая Михайловича Любимова с иллюстрациями Гюстава Доре вышел у вас в издательстве только в 1988 году, спустя тринадцать лет после ухода Столба на пенсию и накануне его смерти, случившейся в 1989 году».
Выслушав доводы каждого, я решила поторопиться и подать заявление в Союз писателей как можно скорее, раз прохождение туда было таким долгим и муторным делом. Мне ведь так хотелось, вступив в Союз, уйти из издательства и заняться только переводом.
Первым рекомендацию в Союз писателей мне дал Николай Михайлович Любимов, который меня в глаза и за глаза называл не иначе, как Екатериной Третьей. Он дарил мне свои книги с такими надписями: «Дорогой и очаровательной Лиле с пожеланиями удач, успехов и радостей». Н. Любимов. Москва, 1978 г. «Перевод — искусство». «Дорогой Лиле с пожеланием здоровья и благополучия». Н. Любимов, Москва, июль (мой день рождения), 1983 г. «Былое лето».
Вторую рекомендацию в Союз писателей мне дал замечательный поэт и милый, открытый (во всяком случае, со мной) человек Юрий Левитанский.
В его книгу «Избранное», вышедшую в нашем издательстве в 1982 году в редакции «Советская литература», в раздел «Близкие ритмы» вошли и переводы с португальского, над которыми мы с ним работали в нашей редакции, когда в 1974 году выходил в свет сборник «Португальская поэзия XX века». Именно в этом сборнике в переводе Левитанского в СССР впервые были опубликованы стихи Фернандо Пессоа, крупнейшего поэта не только Португалии, но и всей Европы первой половины XX века. По решению ЮНЕСКО в 1988 году вся Европа отмечала столетие со дня рождения этого великого поэта.
Из литературоведов рекомендацию в Союз писателей дала мне Инна Артуровна Тертерян. Большего я и желать не могла.
В итоге 23 ноября 1988 года я получила билет члена Союза писателей СССР.
Надо сказать, что восьмидесятые годы были для меня как для редактора очень плодотворными. В свет вышли двуязычный сборник «Поэзия Европы XIX и XX вв.» (португальская часть XX века была сделана мной) и иллюстрированное издание «Сказки и легенды Португалии» (здесь я выступила не только как редактор, но и как переводчик) и одновременно «Мифы, сказки и легенды Бразилии». Потом «Лирика» величайшего поэта Португалии XVI века Луиса де Камоэнса и «Лузитанская лира». И «Лирика» великого зодчего слова конца XVIII века Мануэла Марии Барбоза ду Бокаже, в творчестве которого (как пишет португальская критика) искусство португальского стихосложения достигло своего апогея. Потом вышли «Новеллы» классика португальской литературы XIX века Эсы де Кейроша, чуть позже — Собрание сочинений Эсы де Кейроша в двух томах, а также двухтомники писателей XX века Фернандо Наморы и всем известного у нас в стране бразильского писателя Жоржи Амаду.
И вот, когда я, уже будучи членом Союза писателей, в 1989 году решила уйти из издательства и заняться только переводом, его директор Георгий Андреевич Анджапаридзе заключил со мной сразу три договора. Первый — на редактуру романа «Шестой остров» автора Чаварриа (перевод с испанского), второй — на переиздание романа «Яма слепых» (в моем переводе) классика португальской литературы Алвеса Редола и третий — на перевод романа Виторино Немезио «Непогода в проливе». Все три книги успешно вышли в свет в серии «Зарубежный роман XX века» в 1990 году.
Как сейчас помню Москву середины девяностых, когда город просто замирал у экранов телевизоров, следя за судьбой страдалицы рабыни Изауры, героини нескончаемого бразильского сериала, сделанного по роману бразильского классика конца XVIII века Бернардо Гимараэнса. И 1еоргий Андреевич Анджапаридзе, у которого уже тогда пульсировала коммерческая жилка, попытался склонить меня к переводу именно этого романа:
«Вы только представьте себе, Лилиана Эдуардовна, в какие тысячи вам обернется этот перевод, а издательство просто обогатится — ведь читатель книгу расхватает мгновенно. Найдите в Библиотеке иностранной литературы книгу и посмотрите ее на предмет перевода… А Виторино Немезио переведете позже».
Отказаться найти книгу во ВГБИЛе и посмотреть ее я не сочла возможным. Но когда взяла ее, тонюсенькую, в руки и полистала, мне стало абсолютно ясно, что переводить ее бессмысленно: издательство не только не обогатится, но и понесет убытки, а моя репутация достойного переводчика явно пострадает! Ведь из крошечного романа (если вообще его можно назвать романом) бразильский сценарист создал чуть ли не эпопею.
«Нет, Георгий Андреевич, лично я за перевод «Рабыни Изауры» не возьмусь, а продолжу переводить роман Виторино Немезио «Непогода в проливе».