Дни шли, а перевода моего доклада о Сарамаго, который был сдан мной еще в Москве, все не было и не было.

— В Москве не перевели, — сказал мне «ответственный» (назовем его так) за нашу поездку. Будут переводить здесь, в Италии.

— И когда же будет перевод? — спросила я. — Мне же все-таки посмотреть его надо, а на это нужно время.

— Будет, будет время!

— Когда-а? — спросила я, не надеясь на ответ «ответственного», который тут же, как только к нам со своим вопросом подошел Фазиль Искандер, ушел от моего вопроса. Неясность всегда меня раздражала.

Возможно, «ответственный» ждал приезда Евгения Сидорова.

Конкурс наших прозаиков шел к концу, а Сидорова все не было и не было, как не было и мне ответа, когда же будет готов перевод. Между тем, мое имя и имена моих коллег-португалистов из других стран красовались на афишах, развешанных по всему городу.

Жду. Снова спрашиваю, где же перевод моего доклада и когда, наконец, он будет? Раздражение мое нарастает.

Между тем, Евгений Сидоров с женой уже прибыли, и по утрам он совершал моцион вокруг гостиницы, мельком здороваясь со мной.

Наконец, после завтрака «ответственный» говорит мне, что надо бы несколько сократить вступление о себе самой…

— Невозможно, — отвечаю я, — потому что только мой огромный труд португалиста (я имею в виду количество отредактированных и переведенных мною книг), о котором я говорю на первой странице, дает мне право сказать то, что я хочу сказать о Сарамаго и издании его произведений в России.

«Да, — думала я, — похоже, моя оценка восприятия творчества Сарамаго российским читателем кого-то не устраивает, хотя это и объективная реальность. Но кого? Итальянских коммунистов, товарищей Сарамаго по партии? Так ведь их я вижу только за нашим обеденным столом в ресторане, а в зале-то их нет! А может, самого Евгения Сидорова? Ведь именно он должен открывать симпозиум и, естественно, за здравие, а не за упокой. А что он мог узнать о творчестве Сарамаго, прочтя одну-единственную имеющуюся в библиотеке ЦДЛ книгу, а именно: роман «Поднявшиеся с земли»? А ведь русский читатель уже знаком и с «Воспоминанием о монастыре», и с «Евангелием от Иисуса». Да, трудновато, конечно, открывать симпозиум и говорить о предмете не очень тебе знакомом, но высоко оцененном Шведской академией в Стокгольме. Это так!»

Проходит еще один день. Перевода — нет.

— Переводчик не успевает, — говорит мне «ответственный». — Может, вы сделаете доклад по-португальски?!

— Ну уж нет! — отвечаю я. — Для того, чтобы делать доклад по-португальски, его надо перевести на португальский. А я переводчик с португальского на русский. К тому же в этом зале будут не только гости-португалисты, но и хозяева — итальянцы. Это неуважение к ним, проводящим этот симпозиум. Все, похоже, идет к тому, что мой доклад придется отменить, — ответила я.

— Лиля, я думаю, — сказал Валентин Распутин, — вы не правы. Мы же выступали, даже говоря по-русски.

— Но произведения-то ваши были переведены на итальянский, и в разговоре с залом вам помогал переводчик. Нет, Валентин, с моим докладом что-то не так. Похоже, что-то кому-то в нем не нравится. Ну, скажем, моя позиция или еще что-то. А не могли бы вы, Валентин, прочесть мой доклад и сказать мне откровенно свое мнение?

— Пожалуйста, давайте, хоть сейчас.

И я дала ему русский текст доклада.

Возвращая его, Валентин сказал:

— Доклад интересный, ваша позиция и оценка восприятия русского читателя ясна!

— В докладе ведь я говорю, — перебила я его, — что Сарамаго был опубликован в России не в то время и не в тот час, чтобы быть у нас востребованным.

— Да, да! И я не вижу причин, чтобы доклад ваш не переводить. И думаю, что все будет так, как должно быть!

Несколько успокоившись, вечером этого дня я с семьей Распутиных и Людмилой Петрушевской отправилась в город Пескару. Но утром следующего дня я опять заволновалась. «Перевода доклада нет, но будет завтра», — услышала я за завтраком от «ответственного».

— Завтра — это завтра! Я даже не успею просмотреть итальянский перевод. Мой доклад — третий по счету.

Ночь я провела без сна, все время готовясь, что перевода не будет и завтра. Встала с чугунной головой, но в девять тридцать узнала, что перевод готов.

— Ну что ж, — сказала я — выходит, за переводом придется мне следить по своему русскому тексту, когда вы будете читать его по-итальянски.

И какую-то правку по ходу чтения текста по-итальянски мне все-таки сделать удалось. Хотя, конечно, лучше было бы просмотреть перевод загодя.

Боже! Но как же хорошо принимали мой доклад мои иностранные коллеги-португалисты (скорее всего, единомышленники), да и присутствовавшие в зале итальянские коммунисты, и все остальные, любопытство которых к изданию в нашей стране не только Сарамаго, а вообще португальской литературы превзошло все мои ожидания. Зал долго аплодировал, потом некоторые стали подходить ко мне с добрыми словами, адресованными не только моему докладу, но и мне самой. Конечно, все это было слышать чрезвычайно приятно! И я почти в эйфории вышла из зала, быстро зашла в номер, накинула куртку и, совершенно забыв о запланированном посещении фабрики Brioni Roman Style [48] , пошла одна бродить по городу, постепенно обретая покой в общении с обступившими меня со всех сторон домами и домиками, на дверях которых висели колокольчики и букетики цветов, разноцветные шелковые сердечки и прочие разные разности маленького провинциального городка, изо всех сил стремившегося к большой духовности столичного города. И все выпавшие мне здесь неизвестно почему и зачем переживания вдруг ушли, рассеялись, как дурной сон или утренний туман.