Желающих высказаться не нашлось, тогда Александр встал со своего места и начал прогуливаться взад-вперед вдоль длинной кромки стола.

— Господа, — начал он, — у России, как вы наверно и сами знаете, тоже были непростые страницы в истории, вспомнить, например монголо-татарское нашествие или период Смуты… тогда, кстати, в эти Смутные времена, у Польши был период расцвета и наивысшего могущества — в Московском Кремле даже некоторое время заседал польский царь Владислав, если я ничего не путаю. Однако, колесо истории это, к сожалению, неумолимая вещь, оно крутится, совершая иногда обороты на сто восемьдесят градусов. Так, Россия преодолела Смуту, вернула на престол русского царя и потихоньку выдвинулась в ряды великих держав. А Польша, к сожалению, совершила поворот в обратную сторону… с эти сложно что-то сделать, исторические события свершаются по причине огромного количества малых и даже мельчайших причин, сворачивающихся в один большой снежный ком, который катится вниз с горы с большой скоростью. И горе тем, кто попадется на пути этой лавины. Я не слишком сложно высказываюсь? — обратился он к присутствующим.

Ответом ему было глубокое молчание.

— К глубокому моему сожалению между нашими братскими славянскими народами ныне присутствует некий водораздел, мешающий плодотворному сотрудничеству… честно скажу, что я не знаю, что надо сделать для того, чтобы убрать этот водораздел… наверно нынешнему поколению русских и поляков это не удастся, что не отменяет возможности сосуществовать и в теперешних условиях. Обещаю всем собравшимся тщательно обдумать наши сегодняшние взаимоотношения и обсудить их в расширенном, так сказать, формате в ближайшем будущем… скажем, после выборов в Государственную Думу.

Вена

А на следующее утро после завтрака в Бельведере высокая делегация продолжила свой дальнейший путь, стартовав от Венского вокзала Варшавы.

— Ты очень хорошо сказал заключительное слово, — признался отцу Георгий уже в вагоне-гостиной, — я бы так не смог.

— Поживешь с мое, научишься, — рассеянно заметил ему Александр.

— И еще одна любопытная тема возникла на вчерашнем совещании, — продолжил сын, — относительно евреев и их собственного государства….

— Да, я тоже отметил это, — кивнул царь, — мысль, заслуживающая внимания…

— А что, если нам объединить эти две темы в одну? — довольно неожиданно высказался Георгий.

— Это как? — не понял Александр.

— Ну, у евреев нет своей страны и у поляков то же самое — а что, если поселить их вместе, выделив какую-то спорную территорию?

— Историческая родина евреев это вообще-то Палестина, — внес в обсуждение трезвую ноту император, — а у поляков Польша… не вижу тут никаких пересечений.

— Допустим, что в той же Польше живет очень много евреев, причем очень давно… с тех пор, как случилось их изгнание из Испании, это конец 15 века, Гранадский эдикт такой был, если не ошибаюсь.

— Ну да, был такой эдикт, — усмехнулся Александр, — по нему евреям предлагалось два варианта — либо перейти в христианство, либо уехать из Испании. Большинство второе выбрало… а приняли уехавших в основном две страны — Германия и Польша… ну то есть на тот момент Речь Посполитая.

— Их тут два миллиона, папа, — продолжил Георгий, — каждый шестой житель Польши… ну то есть того, что раньше было Польшей… это еврей. Вот и пусть поделят власть между собой — как та же Австро-Венгрия, к примеру.

— Я понял твою мысль, — поморщился царь, — но вряд ли из нее получится что-либо путное… евреи не согласятся, потому что хотят получить Палестину, а поляки — потому что… потому что они поляки. Но предложить это на каком-либо международном конгрессе — почему бы и нет… а у нас впереди Вена и Франц-Иосиф Первый, лучше на эту тему дай мне какой-нибудь умный совет.

— Хорошо… — Георгий тяжело вздохнул, допил чашку чая и выдал требуемое, — а давай тогда и Франца-Иосифа в эту схему добавим…

— Это как? — сдвинул брови царь, — выражайся яснее.

— Пусть хотя бы создадут автономию на своих польских землях, — предложил Георгий, — причем отдельно для поляков, отдельно для евреев. С тесными связями с нашими поляками и евреями. Германию тоже можно бы подключить на последнем этапе.

— Мысль интересная, но боюсь, что тоже непроходная, — тут же ответил ему Александр, — Ни Франц-Иосиф, ни Вильгельм на такую схему не пойдут. Никогда и ни за что.

— Я тебя понял, папа, — улыбнулся Георгий, — тогда держи еще один мудрый совет… у Франца-Иосифа же сейчас имеется соглашение с немцами и итальянцами, как уж оно называется-то…

— Тройственный союз, — напомнил ему Александр.

— Правильно, Тройственный — а у нас есть договор с французами примерно на эту тему… и к нему очень хочет присоединиться Англия, так?

— Да, со стороны королевы Виктории было такое зондирование, — признался царь, — пока мы не сказали ни да, ни нет.

— Так вот… — продолжил Георгий, глядя одним глазом в окно, за которым промелькнуло название Оломоуц, — Англия с Францией далеко, а немцы и австрийцы рядом с нами — мое личное мнение состоит в том, чтобы дружить с более близкими соседями, а дальних лучше держать на расстоянии.