«Никакого внимания она на меня не обращала. Просто мимо смотрела. Бывало, вернешься с задания в лагерь, пойдешь бродить по кострам, чтобы ее увидеть… Все уж замечать стали. Как завидят меня, так и горланят: «Галя, твой леший идет!» Им развлечение… Она, конечно, услышит такое, и бежать от меня. Но скоро я прекратил это хождение…

Однажды вернулись мы ночью, как всегда, пошел по лагерю. Сидит! У костра. А рядом командир нашей группы. Подошел к ним сзади, хотел поздороваться. И слышу, командир ей говорит:

— Конечно, Галя, время сейчас неподходящее. Но если любишь по-настоящему, на всю жизнь — выходи замуж. Справим партизанскую свадьбу!

Не смог я отойти. Стою как столб. Не хочу слушать, а слышу. И сердце у меня где-то вот тут в горле колотится.

Галя подняла на него глаза — сияли они как два костра! — и улыбнулась ласково, по-детски… Никогда этой улыбки у нее не видел. И покачала головой:

— Нет, нехорошо будет. У других разлука. А тут перед ними два счастливых человека. Остальным на зависть, на мучение… Несправедливо. Нет, нет, терпеть надо.

Строго посмотрел на нее командир и медленно так по голове погладил… У меня даже в пальцах закололо, будто это я прикоснулся… И говорит:

— Девочка ты моя родная…

Тут уж я побежал. Они, верно, услыхали, притихли. А я через кусты, наступил на кого-то, в шалаш к себе, закрылся с головой шинелью. «Господи, — думаю, — только бы никто лица моего не увидел!» Лежу, всю ночь думаю. И все они у меня перед глазами. И все чудится, ходят они по лагерю, вот тут возле шалаша, шепчутся… Ведь он в отцы ей, на двадцать лет старше! А может, я ослышался, может, ошибся, не так понял? Чего уж! Видел, как он на нее смотрел. И в конце концов, разве не бывает и так? Человек он хороший, любили его в отряде… То так думаю, то так… Истерзался.

В тот самый день, как мы на Днепр вышли, все мои сомнения и кончились. Седьмого ноября днем я в первый раз Днепр увидел. Там, на верховьях, он спокойный, только силу набирает. Подошли к берегу, ждем сигнала. Солнце. Вода сверкает. Над заводями птица. И от простора этого, оттого, что на запад идем, покойно стало у меня на сердце. Смотрю на Днепр, про них думаю: ладно, пусть им счастье будет, они заслужили.

Пошел я нырять возле одной рыбачьей лодки, она в корягах застряла. Осень в сорок третьем году хоть и теплая была, но вода все же студеная… И признаться, мелькает у меня мысль: не грех бы мне и утонуть…

Но условный час наступил — мы широким фронтом Днепр переходили — командир приказ отдает: вперед! И в первой лодке на середину реки выплывает. Вывел и я лодку, гребу вдоль берега за товарищами.

Вдруг от другого берега катерок отчаливает и полным ходом вниз по реке. Немцы! И с кормы ведут по лодке командира пулеметный огонь. Лодка накренилась, раз-другой черпанула… Встал наш командир, покачнулся и спиной, плашмя — за борт. Достали, сволочи!..

Слышу, на нашем берегу крик. Кто-то прыгает ко мне в лодку. Галя! Губы у нее трясутся. «Греби!» — кричит.

Нырнул я. Ребята подоспели. Спасли его. Обе ноги ему очередью прошило.

Как ухаживала она за ним, как не отходила ни днем, ни ночью… Какие уж тут сомнения? Верно?»

Солнце совсем скрылось за крышами, за лесом. Только верхушки деревьев еще розовели. А над нами ветки уже по-ночному чернели, четко рисуясь на потухающем небе. Радист потерял Москву. Заговорили птицы. Сначала по одной. Потом сразу хором, наперебой. Внезапно в это верещание ворвались тревожные и веселые звуки украинского напева. И лесничий, присев на корточки, ударил меня но плечу, и глаза его заискрились.

«Слышишь? Украина! Ага! На той Украине и нам с Галей выпало немного радости! Далеко отсюда, в Карпатах…

Карпаты, Карпаты! Ну и народ же там живет! Рядом немцы. Кругом стрельба. А они как только где соберутся, так — знай наших! — поют себе и поют свои песни.

Заночевали мы как-то в одном горном селе. Днем мы там неподалеку вышки нефтяные жгли. Гитлеровцам без нефти смерть. И гонялись они за нами как скаженные. Но крестьяне нам помогали. И проводниками были, и помощниками. В тот вечер собралось все село под огромными столетними дубами. Кругом в горах кострами нефтяные вышки полыхают. Зарево над Карпатами. Слышно, самолеты немецкие носятся. А тут и молодежь и старики песни поют.

Как это я оказался рядом с Галей? Слышу, и она подпевает. Впервые узнал, что поет. Поет! И плечами поводит. И точно вся светится радостью.

Не я один заметил. Подошел командир, поглядел на нее.

— Галя, Галя, жива Украина!

И рассмеялась она легко, счастливо, как никогда раньше. Вот тут схватил вдруг меня за руку командир, рванул к себе и чуть не во весь голос:

— Да женитесь вы наконец, черти полосатые! Ведь сохнете оба. Хоть раз в жизни кумом побываю!

Хохочет. А в глазах мука смертная. Да, любил ее командир. Любил! И сколько он из-за меня перенес — это я один понимаю.