— Извини, конечно, — прервал его Ганс. — Значит, ты сомневаешься в способностях Байрама, так я понял?

Слейтон сверкнул глазами.

— Я сказал лишь то, что я сказал!

Над дверью каюты вспыхнула зеленая лампочка, прозвенел резкий звонок. Байрам давал знать из кабины дешифровки о том, что он закончил свой долгий труд. Слейтон повернул ручку видеоаппарата, и на экране обрисовалось мрачноватое лицо Байрама.

— Что-то не нравится мне его вид, — пробормотал пилот. — Выходит, не совсем приятные новости.

Оказалось, что сигнал поступал с не очень отдаленной планеты. Значит, там есть жизнь и разум? Вначале Байрам исследовал сигнал по системе алгоритмов экзосоциолога XX века Сухотина, затем пропустил текст через "сито модуляций" другого ученого — Гиндлиса. Оба метода идентификации разумных сообщений из космоса прошли проверку временем и считались достаточно авторитетными.

Теперь Байрама беспокоила другая проблема — смогут ли они продолжить рейс к Толимаку после того, как посетят эту планету? Хватит ли на корабле ресурсов энергии? Наконец — согласится ли экипаж на это отклонение от маршрута?.. Ганс, вероятно, поддержит меня, думал Байрам. Ибо Ганс всегда горячо желал встречи с братьями по разуму. Насчет Патриса такой уверенности у командира не было. А Слейтон?

Ну, скажем, экипаж согласится — и мы повернем к этой планете? А если возвратимся с пустыми руками? Разве не пропадут усилия и материальные ресурсы, затраченные человечеством на этот полет? Каждая минута космического времени Джона Гленна в 1962 году стоила без малого два миллиона долларов, а он провел в космосе целых 240 минут! А каждая секунда, проведенная экипажем "Апполона-12" на Луне, обошлась американскому народу в тридцать тысяч долларов. Каждый килограмм лунного грунта, доставленного на Землю, был оценен чуть ли не в миллиард долларов. Но все это было более века назад. Нынешние масштабы космических полетов не сравнить с теми. Измерить стоимость нашего рейса почти невозможно. Значит, меняя курс и цель экспедиции, я беру на себя огромную ответственность.

— Прошу всех в каюту отдыха!

После короткой информации о дешифровке сигналов и возможном контакте, Байрам предложил:

— Надо сообщить обитателям планеты, что мы приняли их сигнал. Высказывайтесь. Ты, Слейтон?

— Снова я говорю тебе, Байрам! Где доказательства, что там существует доброжелательная к нам цивилизация? Примут ли нас, как желанных гостей? Сможем ли посадить корабль на планету? Все это вопросы, большие вопросы! — Слейтон сделал ударение на слове "большие".

— Ну что ты лепечешь?! — в сердцах воскликнул Ганс. — Сплошное нытье! Что может быть прекраснее самого факта встречи с братьями по разуму! Тысячи лет люди ждали этого!

— Как тебе угодно! — холодно отозвался Слейтон. — Но я возражаю против отклонения "Гагарина" от маршрута. И от программы.

Наступило молчание.

— А ты что скажешь? — обратился Байрам к Патрису.

Африканец сидел, положив подбородок на руки, о чем-то глубоко задумавшись. Услышав вопрос Байрама, он распрямился — и опять застыл в молчаливой позе, — похоже, и он сомневался в необходимости вступать в немедленный контакт с инопланетянами.

В каюте отдыха температура всегда была в норме, но Байраму казалось, что она повысилась: ему стало душно. Он встал, рывком открыл "окно", выходящее на "Цветник". Струя свежести, напоенная ароматами растений, омыла его разгоряченное лицо.

— Несмотря на возражения Слейтона и колебания Патриса, я принимаю решение изменить курс "Гагарина". Человечество не осудит нас за такой шаг.

— Я "за" обеими руками! — поддержал его Ганс.

Патрис чуть заметно повел головой — было неясно, согласен он с Байрамом или возражает.

— Я понимаю, почему вы оба так настаиваете, — холодно заметил Слейтон, неприязненно поглядывая на Ганса. — Ты, Байрам, хочешь проверить свои лингвистические таланты, Ганс — обогатить медицинские познания. А что нам с Патрисом остается?

Патрис по-прежнему безмолвствовал, не меняя позы. Наконец он поднял голову, неуверенно улыбнулся.

— Вообще-то неплохо побывать на их планете. Ведь это редчайшее, уникальное событие, верно, Слейтон? И не опасайся ты их нападения. На крайний случай, у нас есть мощные боевые ракеты, защитные силовые экраны, лазеры.

— Не знаю, не знаю, — проворчал Слейтон. — Они могут так хитроумно напасть на корабль, что нам придется искать свои ребра по всей Галактике…

"Гагарин" стремительно врезался в черноту межзвездной ночи. По краям чаши фотонного отражателя метались слепящие языки энергетической отдачи.

Субсветная скорость — это нечто выходящее за пределы человеческих чувств. Небесная сфера на кормовых экранах пылала апокалипсическим заревом. То проявлял себя эффект Допплера: цвета мириадов звезд, невидимых в обычных условиях, теперь переливались всеми оттенками спектра. Звезды, дотоле излучавшие ультрафиолет, вдруг будто выскакивали из мирового вакуума — и тут же превращались в синие, затем — в голубые. Оранжевые становились бело-желтыми, красные — темно-вишневыми. И так без конца… А впереди корабля громадной стеной вставал почти абсолютный мрак. Но в этом мраке притаились другие светила, которые излучают обычно видимый свет, а теперь шлют навстречу кораблю ренгеновский или даже более высокочастотный гамма-свет. Казалось, "Гагарин" мчится в исполинском туннеле, сотканном из темно-серых мерцающих полос.