В отличие от голландцев, англичан и венецианцев , португальские правители не выдавали купцам лицензий на организацию колониального правления. В отличие от испанцев, они не допускали создания больших автономных доменов на своих заморских территориях. Но они не могли запретить колониальным администраторам, священникам и солдатам торговать за свой счет или принимать откупные за незаконное использование своих официальных полномочий. Таким образом, колониальные доходы делали Лиссабон и его короля относительно независимыми от властителей в других частях Португалии, но зависимыми от часто коррумпированных чиновников. Такая монархия могла процветать только при свободном поступлении золота и товаров из колоний.

Справедливости ради следует отметить, что различие с Испанией здесь может быть скорее отражением демографических реалий, чем идеологии. В гораздо меньшей Португалии просто не хватало населения для содержания крупных поселенческих бюрократий. В отличие от нее, ее пиренейский сосед не только мог посылать многочисленных поселенцев, но и регулярно направлял дворян на высшие государственные посты в таких местах, как Новая Испания и Перу, тщательно проверяя их по окончании срока службы. Начиная с 1503 года Испания обязала, чтобы все торговые обмены с Новым Светом осуществлялись через грозное ведомство короны, управлявшее разросшейся испанской империей, - Каса-де-Контратасьон в Севилье. А с 1519 года большой имперский бюрократический аппарат, Совет Индий , еженедельно собирался для обсуждения и регулирования колониальных дел, причем король часто лично присутствовал на заседаниях.

Нет сомнений в том, что огромные доходы, полученные Испанией от торговли серебром в Новом Свете, оказали глубокое влияние на мировую экономическую историю и, как известно, связали Восток и Запад как никогда тесно. Менее широко упоминаемый в отчетах об экономических изменениях в эту эпоху, но также выдающийся с точки зрения нового богатства, которое он породил, был продолжительный бум восемнадцатого века в производстве золота в Бразилии, сосредоточенный в регионе Минас-Жерайс. И это, даже в большей степени, чем серебро Боливии, стало возможным во многом благодаря рабскому труду африканцев. Говоря, что " почти все наше золото " поступает из Португалии, Адам Смит, например, приписывал огромные вливания в европейскую экономику, вызванные бразильским золотым бумом, в качестве топлива для промышленной революции. Однако в большинстве исторических повествований о развитии Запада почти не упоминается тот факт, что урожай сахара в Бразилии, который сам по себе составлял 40 % всех доходов Португалии к концу 1620-х годов, приносил больше дохода, чем любой из этих металлических бумов, серебряный или золотой. Более того, мир плантационного производства сахара, основанного на рабстве, имел гораздо более обширные и глубокие связи с другими производственными секторами экономики как Нового Света, так и Европы, чем чисто добывающая промышленность. Как писал Стюарт Б. Шварц, ведущий историк Латинской Америки:

Следует подчеркнуть ... что, несмотря на то, что в бразильской историографии принято говорить о сахарном цикле, за которым следует золотой цикл, даже в период расцвета золотодобычи доходы от сахара всегда были больше, чем от золота или любого другого товара. В 1760 году, когда общий объем бразильского экспорта оценивался в 4,8 миллиона милрейсов, сахар составлял пятьдесят процентов от этой суммы, а золото - сорок шесть процентов. Хотя после 1680 года слово "сахар" уже не означало "Бразилия", ни разу в колониальную эпоху сахар не переставал быть главным предметом экспорта Бразилии или Баии.

Именно по этим причинам Португалия посчитала, что Бразилия, в которой работают рабы, стоит для нее значительно больше, чем ее владения на Востоке. Под давлением со всех сторон, особенно со стороны голландцев, это заставило сделать болезненный, но необходимый выбор. Португалия потеряла Эльмину в 1637 году и вскоре начала отказываться от контроля над различными азиатскими плацдармами. Менее чем за три десятилетия в их число вошли Малакка (современная Малайзия), Коломбо (Шри-Ланка), Кочи и Каннур (Индия) - все ключевые порты в торговле пряностями . Конечно, все эти порты в то время считались серьезными поражениями, но только благодаря отказу от части своей разросшейся империи Лиссабон смог уточнить свои стратегические цели и удержать то, что, по сути, считалось самым важным. Это означало , что после необыкновенной серии войн, которые велись одновременно против голландцев и против пары очень способных и жизнестойких королевств на западе Центральной Африки, как мы увидим, Португалии удалось восстановить контроль над жемчужинами своей империи: Бразилией и Анголой, причем первая практически ничего не стоила без второй. Если бы она попыталась удержаться на Востоке, кажется почти уверенным, что Лиссабон потерял бы все.

* Следует также напомнить, что это, по сути, повторяло долгосрочную историческую модель дефицита европейского бюджета в торговле предметами роскоши с Востока. Во времена империй Мали и Ганы, как мы уже видели, именно африканское золото позволяло Европе финансировать эту торговлю.

18

.

КОКПИТ ЕВРОПЫ

В 1640-х годах эпицентр нарастающей атлантической сахарной революции начал смещаться с просторов Бразилии на небольшие и гораздо более легко контролируемые острова, которые, по сути, не так уж сильно отличались от острова у берегов Африки, где она началась. Первый шаг в этом переходе произошел на крошечном Барбадосе в восточной части Карибского бассейна. Этот остров имеет всего двадцать одну милю в длину и девятнадцать миль в ширину, что чуть меньше половины площади его прародителя Сан-Томе. Но, несмотря на скромные размеры, среди всех переселений в истории миграции тростника это была, пожалуй, самая значимая остановка для самой важной культуры эпохи, если судить по экономике империи. А для англичан именно здесь впервые соединились сахар, крупные земельные владения и обильный труд чернокожих рабов.

Когда в 1627 году сюда прибыли первые постоянные поселенцы из Англии, Барбадос был совершенно необитаем: его покинули карибы, а до них - араваки, возможно, из-за набегов работорговцев, которых испанцы поставляли на рудники на Испаньоле. В начале XVII века, когда англичане и французы начали захватывать Малые Антильские острова, Испания уже установила контроль над основными островами Карибского бассейна. К тому времени такие острова, как Барбадос или Сен-Мартен, были лишь утешительным призом. Задолго до того, как у Британии или Франции появились мысли о создании богатых империй на основе плантационного хозяйства, они рассматривали Малые Антильские острова в основном с точки зрения их стратегической ценности. Ведь Карибское море находилось далеко за "чертой", то есть в зоне к югу от тропика Рака и к западу от срединной Атлантики, где дипломатические договоры, конвенции и прочие тонкости, регулирующие отношения между соперничающими европейскими империями на их родном континенте, теряли всякую юридическую силу. В эпоху разгула вольного грабежа это делало Малые Антильские острова идеальной базой для игры в прятки и браконьерства на испанских судах, доставлявших сокровища из Америки. Именно такие места помогли сделать Карибское море " кабиной Европы ", по памятному выражению Эрика Уильямса, то есть зоной непрекращающихся морских стычек и войн вплоть до XIX века.

Когда они высадились в местечке Хоултаун, расположенном на западной стороне Барбадоса, первой задачей новых английских поселенцев стала расчистка необычайно густого леса, покрывавшего остров. По их данным, в зоне высадки на берег деревья росли практически у самой кромки воды и достигали в высоту двухсот футов. По некоторым данным, вскоре после этого на остров был завезен сахарный тростник из голландской колонии на реке Эссекибо, на территории современной Гайаны. Однако бесперспективная коммерческая жизнь Барбадоса на первых порах была основана на выращивании табака, индиго и хлопка. В те ранние времена эти культуры выращивались в основном английскими наемными слугами, которых дополняло небольшое количество африканских рабов. К середине 1630-х годов Вирджиния стала колонией, где выращивали табак, а относительно низкое качество барбадосского урожая свело на нет первые мечты о табачном богатстве на острове. Однако давление Виргинии на табачные доходы Барбадоса совпало с сильным повышением цен на сахар, чему отчасти способствовала нестабильность в Бразилии, где продолжалось соперничество между Голландией и Португалией за контроль над Южной Атлантикой. Сочетание этих двух факторов создало условия для исторического взлета сахара на Барбадосе. Плантаторы стали покупать все больше рабов на деньги, полученные от желающих кредиторов в Англии под будущие поставки сахара, и вскоре начали закладывать юридическую основу для порабощения африканцев, которая будет широко копироваться по всему англоязычному Новому Свету.