Хотя детали торговли людьми существенно различались от региона к региону, некоторые основы этой загадки неизменны. Прежде всего, это предшествующая и зачастую длительная история внутреннего или внутреннего рабства в самих затронутых африканских обществах. Как это было принято в досовременные времена в обществах по всему миру, в Африке рабов захватывали во время войны у побежденных соперников и рассматривали как политический приз. Также широко распространена практика захвата или покупки рабов, чтобы заставить их работать в явно экономических целях. Так было, например, в XVI веке в имперском Сонгае и в Конго , где рабы трудились в крупных сельскохозяйственных поместьях, принадлежавших королевской семье и связанной с ней элите. Так было и на Золотом Берегу, где рабы использовались в качестве носильщиков на дальних торговых маршрутах, доставляя золото и слоновую кость на побережье и импортные товары вглубь страны. Как мы уже видели, распространенность мухи цеце в прибрежных районах Западной Африки и переносимого ею смертельно опасного паразита трипаносомы лишала жителей этого региона носильных животных для перевозки грузов.

По мере того как европейцы устремлялись на Золотой берег в поисках металла, давшего название этой местности, внешний спрос на золото стал превышать предложение, которое достигло своего пика не позднее 1680 года, а затем постепенно сокращалось. Но к тому времени, когда произошло это изменение в тенденциях экспорта, местная элита, абиремпоны, уже давно проявляла хорошо развитый вкус к иностранным изделиям. На них основывалось как их богатство в торговле, так и значительная часть их социального положения .

Стремясь поддерживать поставки иностранных тканей, венецианского бисера и тонкого фарфора, шелка, различных промышленных товаров и оружия во все больших объемах, африканцы, живущие на побережье, постепенно осознали, что больше всего европейцы ценят тела чернокожих. И по большей части, пока эти невольники прибывали из соперничающих соседних государств, лидеры балканизированных обществ на побережье не испытывали особых моральных угрызений по поводу их продажи.

Чтобы понять это, важно учитывать, что в эпоху, когда немногие африканцы еще совершали обратные путешествия в Европу и почти никто из них не имел представления о целях, для которых африканцев использовали в Новом Свете, не существовало синтетического или единого чувства африканской идентичности. Поэтому нет никаких оснований предполагать наличие общего чувства внутриафриканской солидарности , и уж тем более ничего похожего на общую идентичность, которую африканцы и члены африканской диаспоры широко отмечают сегодня. * На Золотом Берегу, как и в Верхней Гвинее, организованная работорговля, существовавшая до появления трансатлантического рынка, имела давние связи с Суданской Африкой и человеческим транспортом через Сахару. Но, как мы вскоре увидим, даже в Центральной Африке, где связибыли гораздо более слабыми с межконтинентальной и дальней торговлей , существовавшая ранее практика рабства и связанные с ним формы торговли означали, что, когда в XVI веке европейский спрос проявил себя в полной мере, местные рынки быстро отреагировали на него.

Для объяснения распространенности рабства в африканских обществах было выдвинуто несколько противоречивых версий, и эти споры еще далеки от разрешения. Согласно одной из точек зрения, низкая плотность населения на континенте в сочетании с огромными земельными пространствами не позволяли правителям создавать крупные государства с сильной центральной властью. Это также заметно затрудняло сбор регулярных и ощутимых налогов. Количество людей в подчинении любого правителя было традиционным ключевым показателем богатства и власти монархов в человеческом ландшафте Африки. Но в таких условиях даже обиженные или недовольные члены расширенной клановой сети частопросто уйти могли и заново обосноваться в другом месте. Поэтому правителям было сложно применять репрессивные меры на обширных пространствах для обеспечения своей власти. Вместо этого они часто искали способы включить чужаков, в том числе рабов, в свое общество. Быстрая ассимиляция , таким образом, стала распространенной политической стратегией в большей части Западной Африки. На практике это часто означало набеги на рабынь из соседних обществ, но затем позволяло полностью войти в их новую культуру через брак, наложничество или эквивалент натурализации детей.

В другой научной литературе уже давно утверждается, что именно отсутствие концепции частной собственности на землю или, по крайней мере, распространенная практика ее использования во многих африканских обществах способствовали развитию торговли людьми. Таким образом, сами люди стали одной из важнейших форм капитала , как живого, так и оборотного. Мы уже видели, как рабы использовались в качестве капитала в торговле с европейцами, и эта модель распространения, возможно, была облегчена существовавшими ранее представлениями о людях как о капитале. Историк Джон Торнтон пишет:

Рабство было широко распространено в Атлантической Африке , поскольку рабы были единственной формой частной собственности, приносящей доход, признанной в африканском праве. В отличие от этого, в европейских правовых системах земля была основной формой частной собственности, приносящей доход, а рабство было относительно незначительным. Более того, в Европе владение землей обычно было необходимым условием для продуктивного использования рабов, по крайней мере в сельском хозяйстве. . . . Таким образом, именно отсутствие частной собственности на землю - точнее, корпоративная собственность на землю - делала рабство столь распространенным аспектом африканского общества.

Конечно, укоренившиеся в Европе представления, согласно которым приоритет отдавался богатству, основанному на земле, не помешали европейским плантаторским обществам в Новом Свете относиться к африканским рабам как к предметам оборота.

Документальные свидетельства о деталях рабовладельческой практики и особенно об объемах работорговли, к сожалению, скудны для эпохи, предшествовавшей прибытию португальцев и других европейцев на большую часть африканского континента. Однако из-за интенсивности интереса европейцев к Золотому Берегу многое известно о коммерческом и политическом взаимодействии между местной элитой и чужаками. Чтобы построить свои укрепленные сооружения вдоль берега моря и наладить достаточный объем торговли, чтобы оправдать свои усилия, европейцы были втянуты во все более острую конкуренцию между собой. Это выражалось в том, что они часто платили пошлины за право основать или эксплуатировать свои торговые форпосты, а также предлагали так называемые "дары" - постоянный поток предполагаемых подарков, направленных на обеспечение неуловимой коммерческой лояльности местных лидеров в условиях крайне раздробленной политической среды. Но на этом проблемы европейцев не закончились. Даже после налаживания торговли европейцы столкнулись с непрекращающейся коммерческой конкуренцией между собой, поскольку африканские элиты, что вполне логично, стремились извлечь из торговли максимальную выгоду для себя.

В эпоху расцвета торговли золотом две трети всех товаров, которые европейские страны продавали в Африке, продавались вдоль 300-километрового морского побережья Золотого Берега. Сюда входило не менее 85 процентов всего текстиля , поставляемого Королевской африканской компанией в Западную Африку. Спрос на иностранные товары был настолько велик, что ни одна европейская держава не могла даже отдаленно удовлетворить его полностью за счет собственного производства. Как отмечает историк Дэвид Элтис, " вплоть до 1680-х годов - а по некоторым позициям и в XIX веке - англичане получали железные слитки, спиртные напитки, широкий ассортимент текстиля и скобяных изделий, которыми они торговали в Африке и Америке, от иностранных поставщиков, а не от своих собственных производителей". На Золотом побережье, если привести лишь один пример, наибольшим спросом пользовались европейские ткани: льняные изделия , известные как sletias, что является местным наречием Силезии, источника их происхождения. Иными словами, процветающие очаги работорговли на этом участке морского побережья стали важными стимулами для цепей обмена внутри Европы. Это означало углубление процесса, который мы впервые наблюдали на примере Португалии и ее торговли в Африке, начиная с XV века, когда связи с континентом способствовали европейской интеграции. В случае с Королевской африканской компанией около половины товаров , которыми она торговала с африканскими обществами в поисках рабов до 1698 года, составляли иностранные товары, в основном европейского производства.