Однако эта картина изменилась в результате важных событий по обе стороны Атлантики. Во-первых, Бенин, большое и развитое королевство, расположенное далеко к востоку от Золотого Берега , которое когда-то было многообещающим источником рабов, решил прекратить продавать людей в европейскую работорговлю. Затем, что более важно, в 1630 году голландцы оккупировали бразильский штат Пернамбуку. До этого момента голландцы проявляли почти безразличное отношение к работорговле, поставляя рабов лишь в восьми случаях из 136 за период с 1500 по 1636 год. Но теперь, когда возникла острая необходимость обеспечить рабочей силой свои новые плантации в Новом Свете и тем самым сделать свой Великий замысел окупаемым, они с радостью включились в этот оборот. В течение следующих ста лет они перевезли 326 757 рабов , или почти 82 000 каждые четверть века. Голландцы удерживали Пернамбуку только до 1654 года (а Сан-Томе - с 1641 по 1648 год), но со временем они призваниесменили с попытки стать колонизаторами Нового Света первого ранга на выгодное посредничество, охотно поставляя африканских невольников на французские и английские сахарные острова Вест-Индии, а затем, с 1662 года, когда они получили asiento, имперскую лицензию, также и своим бывшим врагам - испанцам.

В условиях жесткой конкуренции между европейцами на Золотом Берегу чужаки активизировали свои поисковые работы непосредственно на востоке, превратив торговлю в регионе в свободное плавание. За несколько десятилетий, начиная с начала XVIII века, Невольничий берег быстро превратился из нового участника в почти доминирующий в этой торговле. Торговля рабами в этом регионе велась не крошечными государствами, а целым рядом могущественных королевств. Первым из них стало Аллада, или Ардра, за ним последовало соседнее прибрежное государство Уайда, а затем к ним присоединилось соперничающее государство, пока их обоих не затмило более крупное и успешное королевство Дагомея, расположенное во внутренних районах страны.

В начале 1990-х годов, когда я жил в Майами и освещал Карибский бассейн в газете The New York Times, мы с семьей прилетели в Западную Африку и проехали 560 миль от Абиджана (Кот-д'Ивуар) до Абомея, древней столицы Дагомеи, в центральном регионе страны, известной сегодня как Бенин. Там мы посетили императорский комплекс с высокими саманными стенами, который был частью некогда одного из крупнейших сооружений во всей Западной Африке. Однако из двенадцати королевских дворцов, каждый из которых был построен сменявшимся династом, сохранились только два: последний автономный правитель Дагомеи, человек по имени Бехазин, приказал разрушить комплекс, чтобы он не попал в руки наступающих французских войск.

Пройдя через арочный глиняный вход, мы осмотрели храмы и тщательно выбеленные здания вместе с гидом, который прочитал нам лекцию о богатой боевой истории королевства. Он рассказал нам, что перед каждой битвой дахомейцы омывали свое оружие в крови врагов; после каждого завоевания сорок пленников ритуально приносились в жертву, их кровь смешивалась с пальмовым маслом и спиртом и выливалась в землю, чтобы питать предков. В письме, отправленном в 1724 году английскому королю в связи с завоеванием небольших прибрежных королевств, монарх Дагомеи, человек по имени Агаджа, сказал о себе: " Я большой поклонник огнестрельного оружия и почти перестал пользоваться луком и стрелами". В том же письме он утверждал, что завоевал не менее 209 "стран".

Еще до возвышения Дагомеи правители Аллады продемонстрировали впечатляющие боевые и управленческие возможности государств, возникших в этом регионе в связи с ростом работорговли в конце XVII века. Это включало в себя ограничение роли европейских держав до гораздо более ограниченных и, можно даже сказать, покорных, чем те, которыми они пользовались на Золотом Берегу, что, очевидно, было вызвано их пониманием ситуации в соседних обществах, расположенных чуть западнее. Как объясняет историк Робин Лоу, " В 1670 году, когда французы попросили разрешения построить свою фабрику в Оффре по европейской моде (предположительно из кирпича или камня, а не из грязи), король Аллады отказал им на том основании, что они могут установить пушки и превратить ее в крепость, что сделает их хозяевами его королевства, как, по его словам, уже сделали голландцы в Эльмине на Золотом берегу". В Уайде европейцев еще больше потеснили, заставив уважать местную религию и главный национальный культ, в частности культ божества питонов по имени Дангбе, или подвергнуться смертной казни. Закон продолжается: " Французский турист по имени Дю Кассе в 1688 году пошел дальше и попытался завязать отношения с властями Вайды, сопровождая короля Агбангла в ежегодной процессии к главному святилищу Дангбе, одетого в шкуру леопарда". Этот поступок, несомненно, вызвал скандал у других европейцев, проживавших в королевстве, но такое жалкое выклянчивание милостей, несомненно, считалось достойным, если оно могло обеспечить лучшие условия на одном из самых плодовитых невольничьих рынков Африки. Четыре десятилетия спустя, в 1727 году, в битве с Уидхахом войска Дагомея захватили около сорока белых разных национальностей, прибывших на побережье в поисках рабов, включая губернатора британской Королевской африканской компании, и отправили их вглубь страны. Там, на аудиенции с ними, король Агаджа сказал белым: " он очень сожалеет о случившемся, так как он отдал приказ своим капитанам... хорошо использовать белых людей; но он надеется, что они извинят то, что с ними случилось, что должно быть отнесено на счет судьбы войны".

Подобные истории помогают проиллюстрировать, насколько велика была власть африканских правителей и элит. Они были суверенами, а не пассивными сосудами. Очень малое количество невольников в Америку было вызвано самими европейскими охотниками за рабами, прямыми европейскими военными кампаниями или даже прямым вооруженным давлением на африканские королевства. Некоторые историки считают, что на пике своего развития, в конце 1720-х годов, профессиональная армия Агаджа могла быть одной из самых грозных в мире. В любом случае, в большинстве районов континента европейцы не имели ничего похожего на подавляющую власть или даже перевес сил, как это быстро произошло в большинстве стран Нового Света вплоть до XIX века, когда работорговля достигла своего пика, а затем была отменена. Современное многократное оружие внесло большой вклад в это запоздалое военное превосходство, но значительную ответственность за это изменение в балансе сил несло нечто гораздо менее очевидное: развитие европейцами в XIX веке лучшего понимания принципов болезней и гигиены , без которых белые страдали от увядающей смертности.

Если для организации торговли людьми в таких масштабах на протяжении столь долгих веков, от скромного начала работорговли в 1400-х годах и до ее бесславного конца четыреста лет спустя, требовалось согласие элиты, а во многих случаях даже энтузиазм, следует быть осторожным и не трактовать мотивы африканских правителей, таких как Агаджа из Дагомея , слишком узко. Торговля иностранными товарами, состоявшая в основном из предметов престижа, которые мало кто из населения этих королевств видел или которыми пользовался, была определяющим фактором готовности продавать африканцев в кабалу за границу, что, как мы знаем, некоторые правители понимали, было экономически и даже политически вредно в долгосрочной перспективе. Но это был не единственный фактор. Поскольку работорговля в XVIII веке значительно усилилась, она привела в движение силы повышенного хаоса и политического разрушения в Западной Африке, избежать которых большинству государств стало практически невозможно. В этих условиях продажа членов конкурирующих групп или побежденных и захваченных в плен врагов в торговлю приобрела элемент рационального, хотя для нас, тем не менее, весьма прискорбного, государственного устройства. Часто этого просто требовало краткосрочное выживание.

В истории Дагомеи можно увидеть очертания именно такой ситуации. Точные мотивы нападения на более мелкие рабовладельческие прибрежные королевства Аллада и Вайда никогда не будут до конца поняты, но некоторые историки предполагают, что она перешла в наступление на своих соседей, потому что их агрессивная погоня за рабами для продажи алчным европейским покупателям стала глубоко дестабилизирующей во внутренних районах страны, где Дагомея находилась в качестве основы своей власти. Когда Дагомея начала одерживать верх над своими более мелкими соперниками, она тоже стала принимать активное участие в работорговле, быстро превратившись в крупного продавца невольников. В самом деле, в период с 1720 по 1725 год с Невольничьего побережьяоколо 400 000 африканцев было отправлено в рабство , больше, чем из любого другого региона континента. Другая известная школа считает, что Дагомея была в значительной степени мотивирована необходимостью защиты от другой внутренней империи, Ойо из современной Нигерии, чья мощная, основанная на кавалерии армия - новая тактическая разработка в регионе - наступала на нее с северо-востока. В этом свете выгодная продажа рабов в американскую торговлю, которая все чаще требовалась для финансирования вооружений, может быть воспринята как в равной степени как государственная политика , так и жадная погоня за предметами роскоши и коммерческими прибылями.