А во втором письме, которое последовало в октябре, Афонсу I, казалось, еще больше расстроенный, жаловался на то, что он назвал "большим неудобством , которое мало полезно для Бога". Этим "неудобством" была продажа его родственников, других дворян и простых подданных "белым людям, которые находятся в нашем королевстве".

В этом историческом сообщении можно обнаружить накопление претензий. Афонсу I отчаянно просил помощи в контроле над торговлей рабами, которая начала выходить из-под контроля, но он не требовал ее полного прекращения. Конголезский лидер был также недоволен помощью, которую Лиссабон начал оказывать своему сопернику Ндонго , на который претендовал Конго и с которым Португалия также наладила оживленную, отдельную торговлю. Афонсу I также был недоволен недобросовестным поведением священников из Португалии, которые начали за свой счет торговать рабами в Конго для отправки на Сан-Томе. В некоторых случаях, как он утверждал, священники держали в плену молодых девушек для удовлетворения собственных сексуальных потребностей. Кроме того, его встревожило то, что португальские торговцы из Сан-Томе начали проникать в сельскую местность Ндонго, как это ранее делали португальцы в Верхней Гвинее. Обосновавшись в провинциальных столицах и городах, иностранцы обменивали европейский импорт непосредственно с региональными лидерами, сильно подрывая контроль Афонсу над патримониальными сетями, которые были главной опорой его власти. Жоан III Португальский, однако, отверг просьбу Афонсу помочь обуздать рабовладельческий бизнес, ответив, что Конго не представляет для Португалии ничего интересного, кроме людей для продажи в качестве рабов.

Хотя Афонсу I подал эту знаменитую первую жалобу на работорговлю в 1526 году, спрос на рабов из этого региона только начинал расти. Португалия открыла Бразилию в 1501 году, но только в 1530-х годах Лиссабон взял на себя обязательство управлять и эксплуатировать эту новую территорию как полноценную колонию. После этого Португалия начала переговоры о стратегических изменениях, которые имели самые далеко идущие последствия, возведя Бразилию в первый ранг своих приоритетов, даже выше Индии или Востока. Поскольку создание более надежных и стабильных поставок рабов, чей труд был необходим для развития новой бразильской колонии, стало главным приоритетом, Конго и более обширный западный регион Центральной Африки постепенно стали главным "решением" Португалии. В результате за последнюю четверть XVI века из этого региона (в основном из Анголы) в Бразилию было переправлено около 32 000 рабов. Но это было только для начала. В первые два квартала XVII века объемы перевозок были примерно в пять раз выше: 184 000 и 173 000 рабов, соответственно, были доставлены с сайта в цепях в Америку, половина из них направлялась только в Бразилию. Для достижения таких объемов требовалось наводнить товарами новые рынки в западной части Центральной Африки, где они находили жадных покупателей.

Если пока оставить в стороне долгосрочные политические и экономические последствия, то по мере развития рабовладельческого бизнеса условия торговли для африканских продавцов значительно улучшались, и было гораздо труднее противостоять приливу новых товаров. Особенно важную роль стали играть ткани, закупаемые в Азии и Северной Европе. Как писал покойный историк рабства Джозеф Миллер, " богатые принцы одевали себя и своих приближенных в самые лучшие и стильные ткани, которые только можно было достать, причем алые шелка занимали привилегированное положение, демонстрировали свои лица под широкополыми шляпами и перевозили себя с места на место в паланкинах, обшитых тонким тафтом". Вожди и другие мелкие сановники пеленали себя в обильные ткани, которые были самых разных цветов и узоров, доселе неизвестных. По мере расширения рынков " импортные ткани [даже] покрывали простых людей количеством тканей, которые когда-то носили только самые богатые и могущественные".

В регионе, где производились изысканные ткани собственного производства, хотя и в основном для элитного потребления, импортный текстиль стал мощным основополагающим элементом местной современности, поскольку новизна и кажущееся бесконечное разнообразие новых товаров, прибывающих издалека, приводили в движение циклы моды и стиля, не похожие ни на что ранее виденное. Сила притяжения этих индийских товаров, как их называли, а также текстиля из Европы была такова, что ткань вскоре стала доминирующим средством обмена, когда запад Центральной Африки вошел в Атлантическую систему. В самом начале, когда Афонсу I (а затем и другие короли и правители) еще относительно сильно контролировали обмен с европейцами, болт импортного материала достаточной длины, чтобы одеть члена элиты * - скажем, пять метров в длину - стал самой основной денежной единицей для международной торговли. Он назывался, по сути, "куском" ткани, и на ранних этапах его обменивали один к одному на молодого и здорового раба-мужчину, которого также называли и учитывали как peca da Indias, что означает "кусок Индий", и часто сокращали просто до "куска" †.

Однако по мере роста спроса на рабов инфляция набирала обороты, а когда она набрала обороты, то вскоре для приобретения одного "куска" ткани требовалось два "куска", или невольника, и так далее по нисходящей спирали. Для европейцев это были не более чем убытки бухгалтера, с лихвой компенсируемые тем, что Миллер назвал " возвратом в зависимость ", который импортное сукно должным образом производило по всему региону по мере того, как его ввозили все большее количество. Хотя во времена работорговли сукно не имело аналогов по своей рыночной силе, алкоголь и огнестрельное оружие постепенно также стали важными предметами торговли. Западные спиртные напитки не могли заменить по объему африканский напиток, который существовал всегда. Но они имели огромную привлекательность как статусные предметы, не похожие на модные ткани. Они помогали выделить вождя или сановника, который развлекался с ними, среди других. Для этого крупный политический деятель мог продать четыреста или более рабов в год, чтобы запастись ромом , произведенным в Бразилии рабами, которых там же заставляли работать. По одной из оценок, из почти 1,2 миллиона невольников, отправленных в рабство в Новый Свет из Луанды, почти треть была куплена за счет импорта алкогольных напитков, таких как бразильский тростниковый бренди.

Однако это была не единственная динамика. По мере того как готовый запас легальных кандидатов на продажу в атлантическое рабство быстро иссякал, война становилась основным средством приобретения новых запасов пригодных для торговли людей. В то же время границы работорговли в этом регионе расширялись по множеству других направлений, потому что каждый раз, когда местное предложение невольников оказывалось недостаточным, торговцы смешанной расы или креолы, известные как помбейрос, двигались в новые районы с изобилием товаров и легким кредитом, предлагая купить человеческие существа. В каждом новом районе, по мере того как расширялся радиус торговли, поток иностранных товаров, которые все еще сохраняли максимальную ценность новизны, вызывал череду постоянно возобновляющихся ажиотажей на местных рынках.

К 1540 году Конго, похоже, отказалось от идеи противостоять расширению региональной работорговли, которая в последующие десятилетия только ускорится. В том же году Афонсу I трагически написал своему португальскому коллеге письмо, в котором похвастался уникальной способностью своего королевства прокормить ненасытный рынок. " Положите все страны Гвинеи на одну сторону и только Конго на другую, и вы увидите, что Конго дает больше, чем все остальные вместе взятые... ни один король во всех этих частях не ценит португальские товары так высоко и не обращается с португальцами так хорошо, как мы. Мы благоприятствуем их торговле, поддерживаем ее, открываем рынки, дороги и Мпумбу, где торгуют кусками [рабов]".

С момента смерти Афонсу I в 1542 году прошло еще около 120 лет, прежде чем Конго окончательно распалось. Этот период был отмечен частой внутренней нестабильностью, но также смелой и изобретательной дипломатией, охватывающей три континента, и войнами, которые велись как в союзе с некоторыми из ведущих европейских государств того времени, так и против них. Сначала начались две гражданские войны, которые уже в третий раз подряд привели к открытому конфликту между элитой королевства. В разгар второй из этих битв за престол после Афонсо Конго подвергся опустошительному вторжению таинственной группы с востока, известной как Джагас. Историки по-прежнему расходятся во мнениях относительно их происхождения и мотивов: одни считают джагасов малоизвестными участниками гражданской войны , которая привела к власти короля по имени Альваро I в 1568 году. Другие же представляют джага как жителей территорий, расположенных далеко на востоке , за границами Конго, которые подняли жестокое восстание либо в ответ на грабежи работорговли, охватившие их земли, либо, возможно, из желания самим принять участие в этом деле, в том числе получить доступ к прибыльной торговле иностранными товарами.