Мы вошли в довольно просторную каменную пещеру. Казалось, ее вырубили в горе специально, и если бы не эта пещера, вообще невозможно было бы представить себе, что здесь может обитать хоть что-то живое. Кругом — ни звука, ни света… Но оказалось, что таких пещер здесь несколько, и та, в которую ввели нас, была, видимо, предназначена для наиболее почтенных людей: в ней даже висели два больших паласа, один из которых плотно закрывал вход. Вот почему свет не просачивался наружу. Каменный пол был устлан камышом и соломой, а поверх них — кошмами и паласами. На острых выступах стен висело оружие, одежда. А воздух казался очень тяжелым, спертым, пропитанным запахом пота, особенно после чистого и свежего воздуха ущелий и гор.

Асад лежал в глубине пещеры, пристально уставясь в ее причудливый «потолок». Заметив меня, он, не вставая, широко развел руки для объятия, приподнял голову. Мы встретились, как два брата встречаются после долгой разлуки. У меня даже сердце быстро и гулко застучало от радости.

К счастью, Хайдар-ага несколько сгустил краски, вернее, он был напуган больше, чем следовало, потому что Асад потерял много крови и упал без сознания. Но ранение не было тяжелым: нога уже действовала, и сейчас Хайдар-ага глядел на Асада с отечески-ласковой улыбкой и радовался его веселым глазам.

— Ты прошел первое испытание, сынок, — мягко сказал он и с облегчением вздохнул. — Как у нас говорят, щенок не станет кобелем, пока не испытает чужих клыков.

— Выходит дело, теперь уже наш Асад стал кобелем? — рассмеялся я над грубоватой поговоркой старика.

— Да! — вполне серьезно сказал Хайдар-ага. — Причем волкодавом!.. Не испытав серьезного укуса, в наше трудное время нельзя стать настоящим джигитом.

Палас, закрывающий вход в пещеру, резко откинулся, и вошел человек с закругленными усами, смуглый, крепкий, ширококостный. Я сразу подумал, что это Осман-хан.

Мы познакомились. За ужином и чаем непринужденно разговаривали. Постепенно те, кто пришли со мною познакомиться, стали расходиться. Поднялись и Хайдар-ага с Атауллой, причем Атаулла бросил на прощание:

— От нашего храпа вы все равно не уснете, так что лучше мы переночуем в другой пещере.

Мы остались вчетвером: Осман-хан, Юсуп, Асад и я. Заговорили о событиях последних дней, об аресте муллы Махмуда… Потом перешли к положению в Индии, обменялись мнениями о национальных силах, оказывающих сопротивление англичанам…

— Вот если бы эти силы удалось объединить, — сказал я, — тогда в тылу у англичан можно было бы организовать крупные акции.

Юсуп возразил: он считал, что это еще далеко от реальности.

— Я думаю, — начал он, — что силы, борющиеся в Индии с англичанами, можно разделить на три группы. Первая — это умеренные. Сюда входят, прежде всего, члены Национального конгресса и Мусульманской лиги. Они стремятся добиться независимости Индии умеренными, мягкими мерами, опасаясь наступать на хвост английскому льву и, наоборот, даже заигрывая с ним. Они призывают воздействовать на англичан словами, убеждением, верят, что те наконец сами поймут, какие надежды живут в сердцах индийцев. В этой группировке есть люди, особенно молодые, которые душой и телом преданы делу революции, однако все их усилия бесплодны, потому что у них нет ясной, четкой программы действий, такой, какая отвечала бы требованиям жизни. — Юсуп отпил несколько глотков чая. — Вторая группа — наша группа, то есть те, кого колонизаторы и их прислужники из местных называют экстремистами. Мы — сторонники открытой, решительной борьбы с англичанами. Если не бить нападающего, он решит, что ты безрукий. Англичане бьют нас ежедневно и ежечасно, почему же мы должны принимать это безропотно? Человек закаляется в борьбе, на удар надо отвечать контрударом! — Высокий лоб Юсупа перерезала поперечная морщина, его густые брови сошлись над тонким, прямым носом. — И наконец, третья группа, — продолжал он. — Сюда входят колеблющиеся, те, кто мечется между двумя первыми группами, бросается то влево, то вправо… — Он прямо посмотрел на меня. — Ваши друзья в Кабуле, люди Махендры Пратапа, тоже принадлежат к этой группе. Они хотели бы освободить Индию, но не своими руками, а силами, привлеченными извне. И потому в Москву, к Ленину, едут люди в надежде, что большевики введут в Индию свои войска. Уверен, что это пустая затея. Во-первых, Россия сама охвачена огнем; во-вторых, не кто иной, как Ленин, сказал: революция — не товар, который можно экспортировать в другие страны…

Беседа становилась все более жаркой и оживленной. Я завел разговор о неудавшемся покушении на генерала Кокса. И тут, вперив в меня взгляд своих жгуче-черных глаз, Юсуп раскрылся до конца.

— Это сделали мы! — сказал он. — И остается лишь пожалеть, что этого гада в машине не оказалось!

Я посмотрел на него с восхищением. Сколько же мужества, сколько страсти в этом джигите! Такие, как он, не ведают страха. Свою единственную жизнь он отдал бы во имя народа и посчитал бы это счастьем. Да, иного чувства, чем восхищение, Юсуп не мог вызвать!

Разговор вновь вернулся к мулле Махмуду: как вызволить его на свободу?

Юсуп сказал, что виновник ареста муллы — Сарвар-хан; сам мулла содержится под усиленной охраной в военном гарнизоне. Осман-хан добавил, что сейчас подступиться к гарнизону невозможно, это исключается.

— По-моему, — сказал он, — есть всего один путь к освобождению муллы: надо похитить Сарвара-хана. (Мы посмотрели на Османа-хана с удивлением.) Да-да! — подтвердил он. — Именно похитить! Как угодно! Вытащить его хоть в мешке, хоть любым другим способом…

Юсуп рассмеялся:

— Интересно, как это удастся втиснуть его в мешок!

— Ну, не в мешок, так в чувал, дело не в этом! — настаивал на своей мысли Осман-хан. Подкрутив кончики усов, он продолжал: — Заполучив в свои руки Сарвара-хана, мы одним выстрелом убьем двух зайцев: дадим понять сердарам и ханам, чего им может стоить угодничество перед англичанами, — это раз! А главное — обменяем Сарвара-хана на муллу Махмуда и этим окажем великое благодеяние всему народу.

— Да, но пойдут ли еще англичане на такую сделку? — усомнился Юсуп. Он глянул на свои массивные часы с золотой цепочкой и перевел взор на Османа-хана. — Может, скорее они согласились бы отдать муллу за пленного капитана?