Через двор мы прошли в другую комнату, устланную дорогими коврами, и собрались пить чай. Но едва придвинули к себе чайник, как появился английский офицер — тот самый, что и вчера вечером пришел к Чаудхури.

Чаудхури словно бы нисколько не удивился, молча встал, вышел во двор, а вернувшись, сказал мне:

— Полковник желает вас видеть в двенадцать.

Сам не знаю почему, но по телу моему пробежала мелкая дрожь. Я не хотел встречи с полковником с глазу на глаз, меня тревожила ее неизбежность, — ведь ясно же: полковнику от меня что-то надо! Положение осложнялось и тем, что ни Чаудхури, ни Низамуддин не были знакомы с Эмерсоном, и я опасался, как бы каким-то неосторожным словом, случайной репликой не подвести их, не поставить моих новых друзей в затруднительное положение.

Мы стали всесторонне обсуждать предполагаемые темы моего разговора с полковником, скрупулезно взвешивали каждый возможный его ко мне вопрос и, соответственно, каждый мой ответ. Но можно ли предвидеть все?!

В половине двенадцатого, постаравшись внутренне собраться и мобилизовать все душевные силы, я встал и пошел по указанному адресу.

Первым, кого я увидел, был майор Джеймс. Лукаво улыбаясь глазками, которые из-за толстых, подпирающих скулы щек казались щелками, он сказал с шутливой надменностью:

— Говорят, купцы появляются лишь там, где предвидят выгоду, но, к сожалению, нам пришлось на короткое время оторвать вас от выгодных дел.

— Но что может быть более выгодно, чем приобрести друга в вашем лице? — улыбнулся я, прямо глядя в серые щелочки майора.

— Браво! — По своему обыкновению, он громко расхохотался. — Вы хоть и молоды, но весьма находчивы. — Он потянулся к бутылкам: — Вам виски? Коньяк?

— Спасибо, не пью, — решительно сказал я. — Кроме шербета, не пью ничего!

Я и вчера вечером не выпил ни глотка спиртного, а уж сейчас и мысли такой не допускал.

— Вот как?! — удивленно воскликнул майор. — Между тем, ваш эмир Аманулла-хан, разъезжая по Европе, напивался почище, чем наши лорды. Выходит, вы решили попасть в рай раньше, чем он?

— Нет, эмир все же окажется там раньше, потому что эмиры — это же тени аллаха! — быстро включился я в шутливый тон. — А к своим теням аллах, конечно, более милостив, нежели к каким-то там купцам.

— Браво! — снова воскликнул майор, но при этом глянул на меня так загадочно, что мне стало не по себе. Он налил себе коньяку, мне — шербету и, подняв рюмку, произнес: — За ваше здоровье!

Дверь без стука открылась, и на пороге показалась женщина — красивая и богато одетая. Майор, не вставая, крикнул:

— Входите! Входите!..

Но не успела она войти, как за ее спиною появилась другая — тоже очень яркая, в роскошном платье. Майор представил меня:

— Вот он, тот самый купец, о котором я вам говорил. Если хотите иметь рубин, вешайтесь без промедления ему на шею. Один поцелуй — один золотник, и так далее, до бесконечности!

Первая женщина сказала с кокетливой улыбкой:

— Не слишком ли дешево? Не знаю, как рубины, но поцелуи, говорят, в последнее время очень подорожали. Особенно в Европе. — И она многообещающе уставилась на меня своими лучистыми круглыми глазами. — Может, в Афганистане они обесценены?

Поняв, что спектакль начался, я приступил к своей роли:

— Видите ли, мадам, цену диктует товар. Кроме того, торговля не бывает без торга; не правда ли? И если вы согласны поторговаться, я полагаю, мы придем к соглашению.

— Браво, купец, браво! — твердил одно и то же майор. Отхохотавшись в очередной раз, он изрек: — Есть вещи, коими невозможно насытиться: деньги и любовь! Денег у вас много, — сказал он, глядя на меня, — так не упускайте же и второго! Уступите…

Обе женщины были эффектны, особенно первая — высокая, стройная, с талией, которую можно было, наверное, обхватить двумя ладонями. От нее веяло свежестью, большие голубые глаза, казалось, не просто лучились, а мерцали, и голубизна их особенно оттенялась прелестной бледностью нежного лица.

Вторая женщина была чуть помоложе, лет двадцати, не больше, но, в противоположность первой, отличалась крепко сбитой, упитанной и невысокой фигуркой.

Они уселись по обе стороны от меня, майор налил им коньяку. Обе настойчиво предлагали выпить и мне, удивлялись моей стойкости. Атмосфера за столом становилась все более веселой и непринужденной, женщины шутили, смеялись и все теснее жались ко мне, а майор бегал вокруг нас с фотоаппаратом и командовал. Он заставлял меня обнимать то одну, то другую, потом фотографировал меня одного…

И тут послышался шум подъехавшей машины.

— Это полковник, — быстро сказал майор. — Вы пока идите.

Женщины удалились, взяв с меня слово, что мы еще встретимся.

Видимо, все роли были распределены заранее. В отличие от майора, полковник держался официально, сухо, не позволял себе ни шуточек, ни улыбок. В тонких пальцах он вертел карандаш, но ничего не записывал — просто расспрашивал, кого я знаю в Мазари-Шарифе и его окрестностях, с кем веду дела. Потом обратился к Кабулу. Его интересовало все, вплоть до слухов, какие ходят в народе об Аманулле-хане.