Англичанин сидел, не поднимая головы.

Осман-хан говорил, что капитан происходит из богатой семьи. Его отец, Герберт Брай, большую часть жизни занимал высокие посты в британских колониях, нажил солидное состояние, имел акции нескольких компаний, ведущих дела с колониями. Вот почему и сын его Жозеф, сидящий сейчас передо мною понурив голову, служил, главным образом, в штабах и почти не в одном тяжелом сражении не участвовал. На Независимую полосу он прибыл с генералом Коксом. В плен попал случайно: люди Османа-хана заманили его в ловушку, соблазнив красавицей индианкой.

Я заговорил снова, пытаясь бить по самолюбию капитана:

— Вы, капитан, разгневаны, и это понятно. Вы, вероятно, знаете Индию по Киплингу. Я тоже читал Киплинга и многое помню даже наизусть. Могу почитать. Если где-то ошибусь — не взыщите…

Капитан не откликнулся на эти слова, только еще больше нахмурился.

Редьярда Киплинга я специально перечитывал перед выездом из Кабула, я знал, что англичане очень его чтут. Вероятно, и эти выполняющие на Востоке свою «христианскую миссию» относятся к Киплингу с неменьшим уважением? Ну, к примеру, вот этот капитан… Может, его расшевелят киплинговские строки, если к тому же я прочту их по-английски? И я начал:

Несите бремя белых —

И лучших сыновей

На тяжкий труд пошлите

За тридевять морей;

На службу к покоренным

Угрюмым племенам,

На службу к полудетям,

А может быть, — к чертям…

Капитан и бровью не повел.

— Вы, конечно, слышали немало рассказов о варварстве, — продолжал я, — о дикости восточных народов. Каково же вам оказаться в руках у этих дикарей?! Вместо того чтобы веселиться в каком-нибудь ресторане в обществе милых девиц, сидеть здесь, в пещере, с кандалами на ногах… Как тут не возмущаться! (Опущенные веки капитана едва заметно дрогнули.) Но не падайте духом, капитан! Эти удивительные приключения впоследствии смогут украсить ваши мемуары. Знаете, ведь и Уинстон Черчилль, славный сын Великобритании Черчилль, именно здесь, в боях с афганцами, обрел свою первую славу. Да-да!.. Он был тогда всего лишь молодым лейтенантом, служил в Четвертом гусарском полку в Бангалуре, одном, между прочим, из живописнейших уголков Индии. И он тоже, подобно вам, прибыл сюда, охваченный жаждой властвовать над дикарями, загонять их в тупик, но вскоре увидел, какой отвагой и какой выдержкой обладают эти «дикари». Не прошло после этого и года, как он написал книгу, триста страниц которой рассказывали о его удивительных приключениях. С этого, в сущности, и началась его слава. Впрочем, вы не можете всего этого не знать, наверное, биография Черчилля входит в школьные программы? И ваши, капитан, мемуары, вполне возможно, принесут известность и вам…

Капитан наконец поднял на меня тяжелый взгляд и раздраженно спросил:

— Слушайте, что вам от меня надо? Если надеетесь получить сведения военного характера, напрасны ваши надежды. Вам не удастся заставить меня заговорить.

— Но почему же?

— А вы?.. Ну, были бы вы на моем месте, попали бы в плен к англичанам, нарушили бы вы присягу?

— Если бы меня послали на Британские острова, чтобы попирать национальное достоинство англичан и топтать их священную землю?.. Знаете, в этом случае я просто не стал бы связывать себя присягой. Я действовал бы в соответствии с человеческим разумом и совестью.

Я говорил о совести, о гуманности и других нравственных категориях, отлично сознавая, что с таким же успехом мог бы читать молитвы ослу. Я понимал, что слова мои для капитана — пустой звук, потому что страсть властвовать несовместима ни с какой человечностью.

В пещеру вошел Осман-хан, и тут я заговорил совсем иным тоном:

— Не упорствуйте, капитан! Так или иначе, но мы заставим вас говорить!

— Не заставите! — воскликнул капитан. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать, так что если вам нужна моя жизнь, я готов!

Я желчно расхохотался.

— Ах так?! Вы готовы? Что ж, сейчас принесут веревку, мы привяжем ее к тому острому выступу в стене, и вы повеситесь. Сами повеситесь, коли вам действительно надоело жить. Так вы избавитесь от наших настойчивых расспросов, а мы — от пустой траты времени. Что вы скажете теперь? Согласны?

— Дельное предложение, — одобрительно кивнул головой Осман-хан. — Не сходить ли за веревкой?

Мы, конечно, понимали, что капитан не расстанется с жизнью, просто решили испытать его. И от слов перешли к делу. Осман-хан принес веревку и ящик. На одном конце он сделал стягивающуюся петлю, другой прочно укрепил за выступ в стене и, спрыгнув с ящика, сказал пленному:

— Все готово, капитан. Можете приступать…

Я не отрывал он англичанина глаз. Он сидел все в той же позе, только тело его сейчас сотрясала мелкая дрожь. Да, конечно, мы не ошиблись в своем расчете!

— Что ж вы робеете, капитан? — с легким укором в голосе спросил Осман-хан. — Сами говорите, что двум смертям не бывать…

— Палачи! — чуть не сквозь рыдание воскликнул капитан, дикими глазами глядя то на Османа-хана, то на меня. — Палачи!..

В глазах Османа-хана вспыхнула ярость. Он приблизился к капитану.

— Это мы — палачи? Мы? А те, кто расстреливает людей из пушек? А генерал Кокс? Кто же они? — Капитан ссутулился и снова низко опустил голову. — Я тебя спрашиваю — кто такой генерал Кокс? — Смуглое лицо Османа-хана побледнело до белизны, лоб покрылся холодным потом. Он вплотную подступил к капитану и закричал: — Что ж ты молчишь, мерзавец? — И, сделав шаг назад, несколько раз пнул англичанина ногой. — Трус! Ничтожество! Да если бы перестрелять вас всех, аллах не посчитал бы это грехом! Цивилизованные дикари!..