— Нет! — решительно возразил Осман-хан. — Капитан нам нужен! Он — офицер штаба, мы не случайно охотились именно на него: он много знает. И надо заставить его заговорить. Кроме того, в отношении Сарвара-хана давно надо было перейти к решительным действиям, он наглеет день от дня, и если его не унять, число ханов и сердаров, которые окажутся в ловушке у англичан, будет расти. Так что действовать надо быстро и решительно.

Юсуп поддержал план своего соотечественника.

— Да, — сказал он, — надо зажать Сарвара-хана в огненном кольце. — И обратился ко мне: — А каково ваше мнение?

В Кабуле мне было поручено встретиться с Сарваром-ханом наедине и попросить его дать свою подпись под обращением к ханам и сердарам Вазиристана. Но из только что услышанного разговора можно было заключить, что Сарвар-хан окончательно определил свои позиции и открыто сотрудничал с англичанами. В таком случае, нужно ли с ним встречаться? Ведь он вполне может сдать меня англичанам! С другой стороны, быть может, то, что я буду говорить с ним от имени его величества эмира, заставит хана призадуматься и пересмотреть свои позиции? И, совсем уже размечтавшись, я подумал о том, что Сарвар-хан согласится, тайком встречаясь с нами, информировать нас о планах англичан. Такое сотрудничество могло бы дать самые благоприятные и неожиданные результаты. Но не наивно ли на это надеяться?..

Я поделился этими мыслями со своими собеседниками. Осман-хан откровенно удивился:

— Но понимаете ли вы, какую опасность представляет для вас такая встреча?!

Юсуп отозвался менее определенно.

— Глядите сами, — сказал он, — только мы ни на грош не доверяем Сарвару-хану. Но если Кабул дал вам такое задание, а вы сами допускаете мысль, что встреча может оказаться полезной, — что ж, рискуйте. Сарвар-хан — очень влиятельный человек, и, если удалось бы переманить его на нашу сторону, этим можно было бы многого добиться.

В общем, так или иначе, но я твердо решил, что встреча должна состояться.

8

Когда рассвело, я, совершив омовение и намаз, направился в пещеру, где содержался под охраной пленный английский офицер. Капитан завтракал. Я приветствовал его по-английски, и, от удивления отставив в сторону пиалу, он окинул меня долгим и надменным взглядом и лишь затем, едва шевельнув губами, отозвался на приветствие.

Не дожидаясь приглашения, я присел и, в свою очередь, пристально оглядел капитана. Это был невысокого роста человек лет сорока, поджарый и бледнолицый. Щеки его запали от худобы, губы едва виднелись из-за того, что все лицо поросло густой и какой-то пыльной щетиной. Иссиня-голубые глаза смотрели с откровенной злобой, даже, пожалуй, со звериной свирепостью. Ноги англичанина были скованы цепью, один конец которой, прикрепленный к столбу, завершался массивным замком.

Осман-хан говорил мне, что капитан держится вызывающе высокомерно и разговаривать не желает. И действительно, он вел себя не как пленный, а скорее, как своенравный хан. Уставившись в какую-то точку в каменной стене пещеры, он словно и не замечал меня — продолжал жевать и запивать еду чаем.

Но надо же было хоть попытаться вызвать его на разговор!

— Я тоже капитан, — начал я для пробы. — Только афганской армии. Мне хотелось бы поговорить с вами.

Пленный искоса скользнул по мне взглядом, затем саркастически улыбнулся и сказал:

— Английский язык вы освоили неплохо. Но удалось ли вам воспринять хоть элементарные нормы поведения англичан?

— О да! — воскликнул я. — Мы научились пьянствовать, мешать виски с содовой водой, научились проводить время с женщинами сомнительной репутации. Да! — громко воскликнул я. — Кое-чему мы все же у вас научились! Но не всему… Мы не умеем, например, играть в поло на чужой земле, не умеем, сидя на шее слабого, оценивать взглядом чужие окрестности… — Я видел, как в глазах англичанина закипает ненависть, но он молчал, не перебивал меня, и я продолжил: — Я слышал, что чуть не полжизни вы провели на Востоке, и считаю себя вправе задать вам встречный вопрос: а восприняли ли вы хоть что-то из восточных нравов? (Капитан и не подумал отвечать.) Почему же вы молчите, капитан? Ведь я-то не ушел от вашего вопроса!

Капитан наконец обернулся ко мне.

— Я думаю! — резко сказал он, и его острая бородка мелко задрожала. — Причем знаете, о чем я думаю? Сколько раз вас, афганцев, топтали, а вы все еще не отучились предъявлять ультиматумы! — Капитан усмехнулся и закончил не без яда: — Видимо, вы не мыслите себе жизни без смертоносного огня!

Честно говоря, я не ожидал столь циничного и злобного ответа. Капитан просто пылал от негодования. Сейчас уже не только бородка, но все его тщедушное тело дрожало от ненависти. «Сколько раз топтали, а все еще предъявляете ультиматумы…» Что такому скажешь? Этот человек преисполнен ложным сознанием собственного величия. Он считает нормой сидеть на твоей шее да еще погонять тебя же, согнувшегося под его тяжестью и бессловесного. Это тоже философия. Философия сильных. Тех, кто опирается на губительную мощь пушек.

Во мне клокотала кровь. Вот он сидит на цепи, в полутемной пещере, со скованными ногами, а послушайте, как разговаривает, как угрожает! Хотелось схватить его за ворот и бить, бить, бить по лицу. Но передо мною был поверженный враг, он не мог себя защищать, он был скован, а пользоваться бессилием противника я не мог. И, стараясь подавить приступ гнева, заговорил почти спокойно:

— Чтобы предъявлять ультиматумы, господин капитан, достаточно верить в свои возможности, в свою силу, не так ли? (Он не отозвался.) К тому же вам известно далеко не все. Вы знаете, сколько раз и как нас топтали английские сапоги, но о судьбах ваших бронзовошлемных генералов, о том, как тяжелые колеса судьбы не щадили и их тоже, — об этом вам вряд ли рассказывали!