Возвращение Ильи Эренбурга в Париж в 1921 году сильно отличалось от его эмиграции в 1908, когда он прибыл туда прямо из Москвы поездом. Опустошительная война, крах королевских династий в Берлине и Вене, победа большевиков в России необратимо изменили Европу. Теперь Эренбургу нужны были визы для себя и для жены. Получить визу для Ядвиги Соммер оказалось невозможным; она осталась в Советской России, вышла замуж и вскоре, в 1924 году, родила дочь, которая была единственным ее ребенком.

Предвидя осложнения, Эренбург в доказательство того, что он уже жил в Париже, захватил паспорт, выданный ему в 1917 году Временным правительством. Но на французского консула в Риге (первая остановка Эренбургов по выезде из Советской России) это никакого действия не возымело. Эренбург обратился за помощью к парижским друзьям и стал терпеливо ждать. В Риге, помимо хлопот о визах, он занимался также изданием новой книги стихов — «Раздумия», — и чтением лекций о художественных и литературных достижениях в Советской России. Наконец пришли французские визы. Однако немцы отказали в разрешении следовать через Германию; Эренбургу с женой пришлось ехать через Данциг в Копенгаген, оттуда в Лондон. 8 мая 1921 года они, наконец, прибыли в столицу Франции.

«Ротонда» сменила хозяина; место художников и литераторов заняли туристы. Аполлинер умер в 1918 г. от полученных на войне ран; Модильяни в 1920-м — от туберкулеза. «Париж — не тот, я не тот, и все не то, — посетует позднее Эренбург. — Но сидеть на террасе Rotonde все же приятно.» [151] Он разыскал своих друзей, облюбовавших на Монпарнасе новые кафе. Пикассо и Ривера обняли его. Им не терпелось услышать о Москве, о революции. Однако русские эмигранты отнеслись к нему подозрительно, даже враждебно. «Природа щедро одарила Эренбурга, — язвил писатель Виктор Шкловский. — У него есть паспорт.» [152] Эмигранты от Эренбурга отворачивались — «одни возмущенно, другие с опаской».

Если Эренбург не политический эмигрант, то кто же он? У французской полиции нашелся на это скорый ответ. Через две недели после прибытия в Париж Эренбурги в сопровождении полицейского агента были грубо выдворены в Бельгию. Причины высылки Эренбург так и не узнал. Один чиновник заявил ему: «Франция — самая свободная страна в мире. Если вас высылают, значит, на это имеются резоны…» Другой заявил его друзьям: «Эренбург занимался большевистской пропагандой.» [153] Эмигрантская пресса выразила удивление. Ежедневная газета «Общее дело» вынесла историю с изгнанием Эренбурга на первую полосу. «Высылка эта, очевидно, результат какого-то недоразумения, — комментировали издатели. — Эренбург, прежде всего, не политик, а декадентский поэт.» [154]

Трудно сказать, была ли депортация Эренбурга вызвана чем-либо более существенным, чем его советский паспорт. Возможно, кто-то из эмигрантов доложил в префектуру, что Эренбург с восхищением отзывается об искусстве и литературе, отнюдь не заглохших в России, и своими эстетическими восторгами исподволь внушает политические симпатии. Иван Бунин, который тогда находился в Париже, встретил Эренбурга вскоре после его приезда. Бунина его высказывания крайне возмутили: Эренбург, по всей видимости «приемлет большевиков» и «старается все время указывать то, что они делают хорошее, обходит молчанием вопиющее». Бунин считал, что дело нечисто: он хотел знать, каким образом Эренбург так просто выехал и откуда у него «так много денег». По мнению Бунина, было «все это очень странно» [155] . А по мнению писательницы Нины Берберовой, приехавшей в Берлин следующей весной, абсолютно всем было известно, что Алексей Толстой, который до революции дружил с Эренбургом и даже в 1918 г. писал с ним совместно пьесу, от него полностью отшатнулся [156] . Они действительно в 1921 году разошлись — Эренбург в своих мемуарах утверждает, что не помнит причины разрыва, — и помирились лишь несколько лет спустя.

Восемнадцати дней в Париже оказалось достаточно, чтобы зарядить Эренбурга и вдохновить на роман. Очутившись в Бельгии (куда им удалось проскочить без виз), Эренбурги поселились в приморском городке Ля Панн, где «кругом были только дюны и ветер». Там он написал «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» [157] . Хотя поэзия и военные корреспонденции уже снискали Эренбургу известность, этот роман обеспечил ему особое место в советской литературе — возмутителя спокойствия, писателя дискуссионного и непредсказуемого.

«Хулио Хуренито» Эренбург «репетировал» еще в Киеве. Он любил сидеть с Надеждой Хазиной, Любовью Козинцевой и Ядвигой Соммер, потчуя их рассказами о похождениях своих парижских лет, и эти рассказы часто «облекал в стихотворную форму — такая импровизация длилась часами.» [158] Подумать только — ведь наперекор усилиям немцев, грабителей-коммунистов и мстящих им антисемитов, он был жив. Как того подростка, который когда-то спасся бегством в Париж, сознание, что он выжил, пьянило его. Написанный за двадцать восемь дней, роман «Хулио Хуренито» читается так, словно был продиктован на одном дыхании. «Мне казалось, — вспоминал Эренбург много лет спустя, — что я не вожу пером по листу бумаги, а иду в штыковую атаку.» [159] «Хулио Хуренито» ознаменовал духовное возрождение Эренбурга назло всем тем, кто травил его или предавал.

Действие «Хулио Хуренито» начинается в Париже, где бедствующий поэт Илья Эренбург сидит «как всегда в кафе „Ротонда“ на бульваре Монпарнас перед чашкой давно выпитого кофе, тщетно ожидая, кто бы освободил [его — Дж. Р.], уплатив терпеливому официанту шесть су». Слегка посмеиваясь над самим собой, Эренбург иронизирует по поводу собственного образа жизни и привычек, а одной из центральных фигур разыгрывающейся в романе драмы является «Илья Эренбург, автор посредственных стихов, исписавшийся журналист, трус, отступник, мелкий ханжа…» [160]