Но он только сказал:

— Я буду писать. Каждый день.

— Ладно. Только не забывай, что я умею злиться, если игнорируют.

Он улыбнулся. Но грустно.

— Я знаю. И всё равно хочу, чтобы ты была рядом. Даже там.

— Значит, возвращайся. С медалью.

— Или просто живым?

— И с обоими ушами, — добавила я, уже смеясь.

Он кивнул. Потом замер, будто собирался сказать что-то ещё важное, нужное но передумал.И ушёл. А я осталась стоять в коридоре, среди студентов, автоматов с кофе и объявлений, будто во всём этом шуме потерялась одна единственная тишина, та, которая появляется, когда кто-то уходит.

Я пришла к нему домой после ужина, как и договорились. Тётя Лена встретила меня с улыбкой, от которой сразу стало чуть легче дышать.

— Он в комнате, чемодан мучает. Зайди, может, угомонишь. А то он, как пришел сам не свой.

Я кивнула, разулась и тихо прошла по коридору. Дверь в комнату была приоткрыта. Сенька сидел на полу, в окружении вещей: боксерские перчатки, бинты, кроссовки, бутылки с изотониками, спортивные кофты, зарядки, пауэрбанк. Такой беспорядок, в котором он, похоже, терялся.

— Ну ты как в экспедицию в Антарктиду. — Я прислонилась к дверному косяку.

Он вскинул голову и на секунду будто просиял.

— Ты вовремя. Я уже готов был всё обратно в шкаф засунуть и никуда не ехать.

— Лжец. Ты бы с ума сошёл через день.

— Возможно, — усмехнулся он. — Но это не отменяет того, что я сейчас в полном раздрае.

Я подошла ближе, присела рядом.

— Давай помогу.

Мы стали собирать вместе. Я аккуратно складывала вещи, он притворно бурчал, что «она и тут порядок наводит», но на самом деле ему это было только в радость. Иногда наши пальцы сталкивались. На рубашке, на флаконе с гелем, и от этих случайных прикосновений внутри всё замирало.

— Напомни, ты точно берёшь аптечку? — спросила я, усевшись на кровать и обняв подушку. Она пахла им.

— Уже сложил. И пластырь, и мазь, и даже какие-то таблетки от головы, которые мама подсунула. — Он бросил мне взгляд из-за чемодана. — Думаешь, я не справлюсь?

— Думаю, ты забудешь зубную щётку.

Он рассмеялся и тут же достал щётку из кармана рюкзака, как будто заранее готовился к этой реплике.

— Видишь? Всё под контролем.

— Кроме эмоций, — пробормотала я.

Он замер на полсекунды. Потом сел на корточки рядом с чемоданом, перебирая бинты. Пальцы у него были в мелких ссадинах, старые и новые, как ожерелье из боёв.

— Я думал, что, когда получу это приглашение, буду просто рад. А теперь… странно. В голове каша. Хочется и ехать, и не ехать. Впервые в жизни. Ты здесь, и я не знаю, как это быть без тебя. Снова.

Я ничего не сказала. Только смотрела, как он сворачивает футболки в аккуратные квадраты. И как одна из них падает на пол. Серо-синяя, та самая, в которой он был в тот вечер на кухне, когда впервые взял меня за руку, не как друга.

Я подняла её и задержала взгляд.

— Можно я её оставлю? Просто так.

Он кивнул. Быстро. И тут же отвернулся, будто боялся, что я что-то увижу на его лице.

Из кухни доносился голос тёти Лены. Она по телефону объясняла кому-то, что завтра отвезёт сына в аэропорт. Голос был весёлый, почти будничный. А у нас внутри, всё сжималось.

— Ты не боишься? — спросила я, когда он застегнул наконец молнию.

— Боюсь. Не ринга. А того, что здесь за эти три недели всё изменится. Что ты… — он замолчал, — что ты передумаешь.

— Не передумаю, — сказала я. — Я наоборот. Только сейчас всё поняла. А теперь… ждать.

Он подошёл ближе. Сел рядом. Его колено коснулось моего, и это касание было теплее, чем вся квартира.

— Если бы можно было, я бы взял тебя с собой.

— Я бы ехала. Хоть в Питер, хоть дальше. Но ты должен быть там сам. Это твой путь, Сеня.

Он прижался лбом к моему виску, не говоря ни слова. И мы сидели так, посреди собранного чемодана, свёрнутых футболок, ленты бинтов и крошечного, негромкого молчания, в которое было вложено больше чувств, чем в любые признания.

На следующий день, мы встретились около машины, и молча загрузив Сенькин чемодан тронулись в сторону аэропорта.Мы ехали в тишине. Радио что-то играло на фоне старую песню, которую я не запомнила. Всё казалось смазанным: улицы, вывески, голос тёти Лены с водительского сиденья. Сеня сидел рядом, смотрел в окно и крутил в пальцах край рукава толстовки.

Аэропорт был почти пустой. Ранее утро, серое, промозглое. Огромные стеклянные стены пропускали слабый свет, в котором всё казалось бледным, как будто кто-то выкрутил контраст. Пахло кофе из дежурной кофейни, полиролью и чем-то металлическим специфическим запахом воздушного вокзала, который всегда немного тревожил.