Шрифт:
— Самое время повоевать, приятель! Там бардак полнейший. Знай только и бей, пока не опомнились!
Я не стал медлить. Мы с бойцами проверили оружие, распределили боеприпасы и вышли из подвала, двигаясь короткими перебежками к позициям японцев. Хаос в стане врага помог нам подобраться к противнику не обнаруженными. То, что мы увидели, лишь подтвердило мои догадки. Японцы, ещё не полностью превратившиеся в заражённых, но уже явно теряющие разум, бродили, как потерянные. Одни стреляли в пустоту, другие бросались друг на друга с дикими воплями. Их дисциплина, которой я раньше невольно восхищался, испарилась, оставив только животный страх и агрессию.
Первое столкновение произошло у разрушенного бруствера. Двое японцев с мутными глазами и неестественно дёргающимися движениями заметили нас слишком поздно. Я вскинул АШ-12 и срезал их короткой очередью. Пули крупного калибра разорвали тела, как тряпичные куклы. Второй эпизод случился у остова подбитого грузовика — там нас встретил небольшой отряд, человек пять, но их координация уже хромала. Один попытался выстрелить, но его автомат заклинило, и я ударом приклада отправил его на землю, а Сергей добил его ножом. Остальное сделал пулемёт Быси.
У миномётной позиции японцы, похоже, пытались разобраться, кто враг, а кто свой. Мы с Бысей перестреляли их с фланга, пока они спорили. А дальше мы столкнулись с группой, которая уже состояла из заражённых — пальцы их скрючились, как когти, и ими они рвали труп своего же товарища. Они побрели на нас, но Иван с Михаилом открыли огонь из автоматов, перестреляв их всех. Пятый эпизод был самым коротким — одиночный офицер с катаной в руках бросился на меня с диким воплем, но я уклонился, подставив ногу, и он рухнул, а Пётр добил его выстрелом в затылок.
Двигаясь дальше, мы наткнулись на танк, стоящий с открытым люком. Изнутри выглянул танкист, его лицо было серым, глаза пустыми, он явно не понимал, что происходит. Быся, не раздумывая, рванул к броне, ускорившись, как чемпион мира по спринту. С обезьяньей ловкостью он запрыгнул на танк и сунул свой тесак между люком и корпусом, не давая тому захлопнуться. Бойцы подоспели через несколько секунд, и помогли открыть люк. Быся, ни секунды не колеблясь, дал несколько очередей из пулемёта внутрь. Громкие хлопки выстрелов, вспышки, запах пороха — а затем тишина. Я посмотрел на него и покачал головой. Этот растаман был полностью отбитым. Он мог запросто подорвать боекомплект, и нас бы размазало по округе, но обошлось. Повезло.
— Ты совсем с катушек съехал, Джа? — пробормотал я, вытирая ледяной пот со лба. — Хочешь нас вместе с собой на тот свет отправить?
Быся только ухмыльнулся, пожав плечами, и мы двинулись дальше. Пехота неприятеля, что попадалась на нашем пути, уже толком не сопротивлялась. Многие превратились в заражённых, их движения были рваными, нечеловеческими. Мы расстреливали их почти в упор, без жалости, понимая, что это уже не люди. Возле одного из тел, тела японского офицера, я заметил катану и добротные сапоги, которые доблестный самурай, по всей видимости, не успел надеть. Меч, не раздумывая, подобрал, решив, что оружие мне не помешает. Сапоги, как ни странно, оказались подходящего размера, так что забрал и их, надев вместо своих почти развалившихся больничных тапочек. Быся, заметив это, засмеялся. Сам он даже в этой грязи и кровавой мясорубке щеголял во вьетнамках и, кажется, вообще не парился по этому поводу.
— Ну что, приятель, в самураи подался? — хохотнул он. — Скоро начнёшь харакири себе делать, если что не так пойдёт.
— Лучше харакири, чем бегать в шлёпках, как ты, — отрезал я, ухмыляясь. — У тебя что, Джа, в голове тропический отпуск? Или просто ноги проветриваешь?
Он заржал, как конь, и хлопнул себя по коленям.
Дальше мы двигались молча, продолжая зачистку. Ещё несколько стычек прошли быстро, но оказались не менее кровавыми, чем предыдущие. У разрушенного танковым выстрелом блиндажа нас встретили трое японцев, уже заражённых. Судя по кожа полным штанам, они были одними из первых, кто обратился. Ну и да… Запах от них шёл соответствующий.
Мы с Дмитрием и Алексеем перестреляли их, не сговариваясь. Затем у баррикады из мешков с песком наткнулись на последний организованный отряд — человек десять, но большинство уже теряли над собой контроль. Быся бросил гранату, разорвавшуюся за их укрытием, а мы с остальными обошли их и добили выживших. У входа в госпиталь японцы, похоже, пытались организовать оборону, но заражение и тут сделало своё дело — несколько обратившихся увлечённо пожирали трупы солдат и офицеров, нам оставалось только прикончить их.
Внутри госпиталя картина оказалась ещё более мрачной. Целый этаж, судя по всему, выделили для заражённых — их заперли там, за тяжёлыми железными дверями, но из-за решёток доносились нечеловеческое урчание, скрежет и удары о металл. Быся, стоя рядом со мной, сплюнул на пол и процедил:
— Надо всё поджечь, приятель. Пока эти твари не смекнули, что жрать можно не только иммунных, но и своих. До какой стадии разожрётся последний — даже думать не хочу.
Я покачал головой, чувствуя, как внутри всё сжимается от мысли о таком решении.