Мог ли я их подвести?

Я смотрел на этих бравых парней и жалел, что, скорее всего, их ждёт та же участь, что и большинство японцев снаружи — превращение в заражённых. Такие солдаты — верные, упорные, выносливые, стойкие, — заслуживали лучшей судьбы, чем превратиться в безмозглых тварей. Между собой они уже начали обмениваться нательными крестами, делая друг друга побратимами. Это был старый обряд, символ братства, скреплённого не только кровью боя, но и верой. Я смотрел на них с тенью уважения, хотя сам в эти традиции не верил.

Один из бойцов, Иван, высокий и худощавый, с усталыми глазами и тёмной щетиной на впалых щеках, подошёл ко мне, сжимая в руках свой крестик. Его взгляд был серьёзен, но в нём не было страха, только спокойное смирение.

— А как вас величать, вашбродь? — спросил он, глядя мне прямо в глаза. — Мы вот все уже побратались, а вас не знаем.

Я усмехнулся, но без веселья, и покачал головой.

— Не имеет значения, Иван. Если мы не переживём рассвет, какая разница, как меня зовут?

Но он не отступил, упрямо поджав губы.

— Нет, вашбродь, имеет. Если для вас не имеет, то для нас имеет. Мы крестами обменялись, теперь, если Святой Георгий призовёт нас на последнее сражение, мы как братья встанем плечом к плечу. А вы — наш командир. Нам без вас никак.

Я вздохнул, глядя на его измождённое, но решительное лицо. Что ж, скрывать дальше смысла не было. Да и к чему спорить с упрямством, скорее всего продиктованным уже воздействием на разум вируса — себе дороже.

— Ладно, — сказал я, отводя взгляд в сторону. — Крестили меня Ильёй. А вот насчёт веры… Я исповедую научный атеизм. Уважаю традиции, верующих людей, их выбор, но сам не вхожу ни в одну из религий. Да и нательного креста у меня нет, так что в воинстве ангелов вы, парни, без меня встанете. А я… Я столько дерьма видел и натворил, что в войско Святого Георгия и с ним едва ли возьмут. Вы же понимаете, что нас только чудо спасти может?

Иван чуть улыбнулся, но в этой улыбке не было ни насмешки, ни издёвки — только понимание.

— Конечно, вашбродь. Нас, скорей всего, ничего не спасёт. Сколько отмерено, столько и проживём. Но не тварями дрожащими на коленях под самурайскими палками, а как русские солдаты. Это, может, не вам нужно, а нам. Вы наш командир. Мы там договоримся, упросим, если надо будет… И если ангелы хоть вполовину справедливы, как про них говорят, то они вас к нашему небесному отряду припишут, даже не сомневайтесь.

Я скептически хмыкнул и покачал головой. Но внутри что-то дрогнуло. Его слова задели. И когда он протянул мне свой нательный крест, я, поразмыслив несколько мгновений, взял его. Медная вещица была тёплой от рук, потёртой, с едва различимым гравированным узором. Я надел её на шею — не потому, что вдруг уверовал, а потому, что это было важно для них. А может, где-то в глубине души даже и для меня.

Животы урчали от голода, хотелось пить. Ночь тянулась медленно, как смола, но внезапно тишину разорвал шорох у входа в подвал. Мы вскинули оружие, готовые к штурму японцев, но из тени вдруг вынырнула знакомая фигура. Потёртый камуфляж, дреды, выглядывающие из-под цветастого берета. Я прищурился, не сразу узнав его в полумраке, но манера двигаться и характерный говор тут же выдали старого знакомца.

— Быся? — пробормотал я, опуская ствол.

Бойцы напряжённо смотрели на пришельца, не доверяя, но я махнул рукой.

— Спокойно, парни, это наш хлопчик.

— Ну, приятель, ты прям в горячей точке, как всегда, — зачастил Быся, усаживаясь рядом со мной, будто мы на пикнике, а не в осаждённом подвале. — Я, как обещал, продал пушки, притащил тебе споранчики. Видел кипиш на кластере с артой, танками, граниками и дронами, сразу смекнул, что тут что-то нечисто. И сразу догадался, где искать такого необычного новичка, как ты.

Я недоверчиво прищурился, но споранчики, которые он достал из рюкзака, всё-таки взял. Быся был рад, как ребёнок, и сразу предложил глотнуть его спорового раствора. Он называл его «живчик», «живун», «амброзия» и ещё кучей странных названий. Амброзия меня даже заставила улыбнуться — это кто ж додумался такую дрянь этим красивым словом назвать?

Пока мы пили, Быся пустился в объяснения, как этот раствор готовить. Один споран на пол-литра воды, добавить спирта, процедить от ядовитой взвеси — белых хлопьев, — а потом уже ароматизаторы и прочее по вкусу. Я слушал вполуха, но, когда он упомянул, что иммунные, долго не принимающие живец, умирают в мучениях или превращаются в заражённых, я насторожился. А вот тот факт, что целебный напиток готовится из споранов, которые достают из споровых мешков заражённых, отчего-то совсем меня не взволновал. Чего-то такого я подспудно ожидал от этого дерьмового Континента и даже не удивился очередной подставе.

— Разумеешь? — закончил он, ухмыльнувшись. — Без этого добра либо ломка, как у наркоманов, либо станешь квазом, но не крутым, страшным и мускулистым, а уродцем, как заражённый на начальных стадиях.

Почему-то я не поверил в его внезапную честность, но споранчики припрятал. Этот парень мог быть полезен. По крайней мере, пока. Тем не менее, появление в нашем подвале Быси ничем другим, как чудом, объяснить было нельзя.

Потом он, как ни в чём не бывало, выскользнул из подвала через окопы, будто его и не волновали злые японцы и их танки снаружи. Я подумал, что он ушёл насовсем, но, к моему удивлению, вскоре он вернулся, когда его уже никто не ждал. И вернулся не с пустыми руками, а притащил боеприпасы, несколько гранат, пара бронежилетов и даже ручной пулемёт.