Шрифт:
Вдруг пришло в голову: а что, если он – смотритель этой земли? Представитель Великого духа, который, несомненно, присутствует здесь? О котором я понятия не имела? И я, как атеистка, не просила, наподобие наших рабочих-алтайцев, ни помощи, ни разрешения, чтобы взять с собой из его владений столь драгоценную деревяшку!
Этот коршун – вдруг именно он следит за порядком в здешней местности и призван помешать мне, чтобы я не вынесла отсюда принадлежащее этой почве волшебное?
Коршун, развернувшись, полетел прямо на меня примерно на высоте моей головы. Он стремительно приближался. Я не успела даже понять, что происходит, как он снова пронесся у моего лица, чиркнув по нему концом оперения. Я отшатнулась. Салхын снова дернулся, забился, попытался встать на дыбы – я с трудом его удержала. На краю восьмисотметрового обрыва это было смертельно опасно!
И снова гигантская птица (да, она показалась мне громадной!) заложила вираж, развернулась и бросилась в атаку. Я видела ее хищный клюв, маленькие злые глаза, раскинутые широкие крылья.
Я поняла, что мне надо делать, и залезла во внутренний карман юнгштурмовки, чтобы достать волшебное.
Если не я сама, то оно спасет меня! Оно – мое, и оно ко мне привыкло!
Я достала деревянный жезл и приготовилась к вражеской атаке.
Коршун ударил меня прямо в лицо.
Салхын дернулся, заржал, встал на дыбы.
Я не смогла сдержать его на месте.
Сила двойного разнонаправленного удара – от хищной птицы и вдруг взбесившегося коня – оказалась такова, что я не усидела в седле.
Я откинулась на круп, перелетела через него и сгруппировалась, чтобы не сильно ушибиться при падении на землю.
Но земли подо мной не оказалось.
Оказалась – пропасть. Восемьсот метров обрыва, заканчивающегося острыми камнями на берегу бурного Чулышмана.
Волшебное вылетело из моей руки и, кувыркаясь, понеслось вниз на камни вслед за мной.
Данилов
Как всегда после путешествия, Данилов с трудом возвращался к действительности.
Сначала вернулось изображение, и он увидел себя стоящим на плоской вершине кургана. Напротив – ведьма в походном облачении: высокие туристические ботинки, в них заправлены защитного цвета брюки, поверх футболки – флисовая кофта. Он не знал, сколько прошло времени, пока они с Дариной погружались в прошлое, но увидел, что Варя с Сенечкой подошли совсем близко. Супруга катила малыша в прогулочной коляске, а тот глубокомысленно сосал палец и осматривал окрестности.
За изображением вскоре вернулся звук, он услышал гомон птиц и отдаленный шум дороги. По ней время от времени проезжали машины – в основном вверх, по направлению от Бийского тракта к перевалу Кату-Ярык. Наконец явилось самое тонкое из всех чувств – обоняние, и Данилов почувствовал чудные (особенно для москвича, живущего рядом с Садовым!) запахи: луга, ветра, близкого леса.
– Значит, Лариса действительно погибла, – выдохнул он. – И волшебное сгинуло вместе с ней.
– Да, – проговорила ведьма, сверкнув своими черными очами, – но мы все равно близко к цели.
– То есть?
– Точнее, близка оказалась я… Хочу тебя спросить, Алексей, в последний, третий, раз и больше, клянусь, не буду. Хочешь ли ты связать свою судьбу со мной? Мы с тобой вдвоем сможем перевернуть весь мир. Весь! Всю планету! Она ляжет к нашим ногам. А наши с тобой дети станут абсолютными владыками вселенной. Я знаю, видела, как такое может быть. Мы прямо отсюда уйдем с тобой вдвоем, и со мной ты забудешь, я тебе клянусь, свою пресную Варвару. Ребенку твоему, этому Арсению, если захочешь, мы начнем выплачивать отступные, он ни в чем не будет знать нужды, станет купаться в золоте. А мы с нашими способностями превратимся в подлинных хозяев всей ойкумены. Зачем тебе это прозябание? Метро, каждодневный прием людишек с их убогими нуждами и желаниями, копошение с детским питанием и подгузниками? Неужели ты не чувствуешь, насколько это все перерос?
Варя с Сеней приблизились к кургану метров на сто.
Малыш разглядел папу на плоской вершине и стал протягивать к нему ручки, нетерпеливо кряхтя и криками приказывая мамочке поспешать.
– Нет, – молвил Данилов, – я как-то привык к своей обыденной жизни и не хочу ничего менять.
– Ты точно уверен?
– Еще как!
– Что ж! Ты сам сделал свой выбор. И раз так, для тебя он означает – смерть. Как и для девки твоей, и выродка вашего.
Данилов, опешив, смотрел на ведьму. Слишком неожиданным и резким оказался переход от всех драгоценностей ойкумены к самому жуткому – смерти.
– Да, да, я убью тебя. Но для начала ты насладишься тем, как умрут твоя жена и сын, но ничего не сможешь сделать. А за ними в страну вечной тени последуешь ты.
Данилов среагировал сразу. Он повернулся к Варе с Сеней и изо всех сил закричал:
– Варя! Бегите!
Но в следующий момент Дарина вытянула по направлению к нему руку, и он почувствовал, как весь организм немеет, словно невидимый анестезиолог всадил ему в позвоночник укол эпидуральной анестезии. Но онемение стало распространяться гораздо быстрее, чем при любой операции, и оно сопровождалось полным параличом. Сначала отказали язык и губы, Алексей не мог ничего больше сказать и крикнуть. Потом замерли руки и все туловище, наконец, заморозились, словно превратились в бесчувственный камень, ноги.