Шрифт:
– Здравствуйте, – сказала Ксения и улыбнулась, но не дождалась ответной улыбки.
– Приехала, значит, – хмуро констатировала соседка и оглядела Ксению. – Ничего такая, гладкая. Без мужика?
Какая бесцеремонность!
– Да, я пока не вышла замуж, – холодно отозвалась Ксения.
– Плохо, – отрезала тетя Галя. – Ты не кривись, я чего сказать хотела…
Она замялась, и Ксении показалось, что ей неловко.
– Мы твою бабку одели в похоронное, она оставила; в гроб ее положили. Место на кладбище у ней готовое. Завтра… – Тетя Галя откашлялась. – Священника она не велела звать. Сказала, не верую. Ну еще бы. А ты как скажешь? Ты же родственница.
Ксения растерялась.
– Если бабушка не хотела, так, видимо… Я вот тоже неверующая.
– Неверующая. – Тетя Галя покачала головой. – Ты смотри, осторожнее.
– Вы о чем?
– Ночевать в доме будешь?
– Конечно. В прошлую ночь бабушка одна была, никто возле ее гроба…
– Дураков нет, – отрезала тетя Галя. – А ты вот что, давай-ка подумай, как беречься станешь.
Ксения слегка опешила. Разговор с соседкой начал напрягать. К чему она клонит?
– От чего беречься? – раздраженно спросила молодая женщина и сделала шаг назад, давая понять, что собирается уйти.
– От кого, – поправила тетя Галя. – От бабки своей. Ведьма она. А то ты не знала!
– Перестаньте. Болтали люди всякое. Им только дай языками почесать.
Соседка неожиданно улыбнулась.
– Чаще да, так и бывает. Но не в этот раз. Ты тут мало пожила, не успела, видно, разобраться. К бабке твоей со всей округи люди приезжали. Ворожила, порчу наводила, сглаз снимала, будущее видела, так говорят.
Ксения хотела возразить, но память услужливо подкинула воспоминание о том, что к бабушке время от времени приезжали люди, которых она называла «гостями». Ксении запрещалось мешать бабушке, выходить из комнаты во время этих визитов. Однажды она спросила у Нины Осиповны, чего хотят «гости», бабушка ответила, это не ее ума дело.
– Но главное, умела твоя бабка с мертвецами говорить, – продолжала соседка. – Связь у нее была с тем миром. А такую связь запросто не порвать.
– Хотите сказать, она сегодня ночью из гроба восстанет? Как панночка из гоголевского «Вия»? – Внезапно Ксению осенило. – Так вот откуда соль у порога и у ворот! Специально насыпали, чтобы она из дома выбраться не могла?
Ксения всплеснула руками. Воистину, глупость человеческая не знает пределов.
– И возле окон тоже, – невозмутимо подтвердила тетя Галя. – Говорят, ведьмы помирают с трудом, грешная душа в небо подняться не может, но твоя бабка отошла быстро, даже знала, когда помрет. – Пожилая женщина нахмурилась. – Она ни с кем особо не общалась, особняком держалась. Да мы о том не плакали: не было охотников с нею дружбу водить. Никто ее не трогал – и она никого не трогала. А месяц назад постучалась ко мне. Не по себе было, врать не стану.
Тетя Галя поджала губы и вздохнула.
– Сказала она мне, что умрет скоро. Взяла с меня слово, что я тебе позвоню, когда это случится, и позову. Заставлю приехать.
– Спасибо, – сказала Ксения. – Вы сделали, как она просила. Я и не противилась. Как могла не приехать?
Тетя Галя поглядела в сторону.
– Это не все. Еще она хотела, чтобы ты ночевала в доме, у гроба. Велела мне за этим проследить. Но я такой грех на душу брать не хочу. Как видишь, не уговариваю тебя ночевать, наоборот. Только ты же неверующая, – это прозвучало язвительно, – по-своему сделаешь. Конечно, скоро двухтысячный год, новый век, кто в колдовство верит? Только старые дуры вроде меня, да?
Ксения промолчала.
– Дело твое, но говорю еще раз: остерегись.
Молодая женщина почувствовала неприятный холодок. Старуха верила в то, о чем говорила, и Ксении передалось ее волнение. Может, в самом деле не стоит ночевать в доме с мертвой бабушкой? С другой стороны, эти разговоры – чистой воды суеверия, очевидно же; не проститься из-за них по-человечески с той, кто приняла Ксению после смерти родителей, благодаря кому она не оказалась в детдоме, было неправильно.
– «Остерегись» – это засыпь все кругом солью? Круг очерти и встань внутрь?
– Неплохо было бы. Но хоть святой воды возьми! Крест есть на тебе?
Креста не было, молитв Ксения не знала. Поэтому они отправились к тете Гале, и соседка дала ей с собой простой медный крестик на веревочке, святую воду и молитвослов. Ксения взяла, поблагодарила и отправилась восвояси.
Дело шло к вечеру. Погода испортилась, лето обернулось осенью: солнце спряталось, подул холодный ветер, пригнал с севера серые клубки туч. Зарядил противный дождь, который грозил стучать по крыше всю ночь.
Ксения закрылась в доме и поначалу, пока за окном не стемнело, чувствовала себя вполне сносно, не было в душе никакого страха.
Бабушка лежала в гробу, стоявшем на столе посреди комнаты. Темное платье, белый платок, руки сложены на груди. В углу висела икона – старинная, почерневшая от времени, не понять, кто на ней. Ксения вспомнила, бабушка говорила, что она у них в роду из поколения в поколение передается. Перед иконой теплилась лампада.
Лицо Нины Осиповны было спокойным, даже благостным, уголки губ чуть приподняты в легкой улыбке. Кожа белая, без желтизны, кажется, будто румянец на щеках играет (хотя, скорее, это игра теней). Ксения опасалась запаха разложения (все-таки июнь, пускай сильной жары и нет), но ничего не почувствовала.