Банально, но бабушка словно спала. Ксении стало грустно. Вспомнилось, как Нина Осиповна кормила ее борщом и окрошкой, угощала клубникой со сметаной, пекла для внучки золотистые блины.

Однажды бабушка застала Ксению в слезах: над ней при всех посмеялся мальчик, в которого она была влюблена. Бабушка сказала, ни один мужик женских слез не стоит, нечего убиваться. А еще сказала, что все слезинки ему отольются. Через день мальчик оступился и упал на уроке физкультуры, когда бежал за мячом. Упал смешно, неловко, все хохотали, пока не стало ясно, что он сломал ногу в двух местах. Сейчас Ксения спросила себя, было ли это совпадением? Или бабушка отомстила за ее обиду?

«Конечно, совпадение! Никакая она не ведьма».

Ксения погладила бабушку по руке и поцеловала в щеку.

– Спи спокойно, – прошептала она. – Прости за все.

Примерно до одиннадцати Ксения сидела у гроба. Пыталась читать молитвы, как советовала тетя Галя, но мало что понимала, вскоре ее стало клонить в сон. Надо бы отдохнуть, она устала, много ходила пешком, а завтра предстоит трудный день.

Ксения решила прилечь, постелила в своей бывшей комнате. Помимо, как говорила бабушка, «залы» и этой комнаты, в доме имелись спальня бабушки и кухня.

Было тихо, только дождь хлопотливо шуршал за окном. Ксения не стала снимать халат, закуталась в одеяло (было прохладно) и прикрыла глаза.

Пока сидела возле гроба, страшно не было, но сейчас, находясь в спальне, Ксения почему-то остро ощутила тот факт, что в соседней комнате стоит гроб с телом покойницы.

«Это твоя бабушка, не глупи!» – сказала она себе, но стало только хуже. Вспомнилось, что говорила сегодня тетя Галя, о чем шептались люди за спиной, когда она была еще девчонкой.

«Твоя бабушка по ночам бродит по деревне в обличье черной кошки с человеческим лицом», – при дневном свете это звучало смешно, но сейчас казалось жутким.

«За бабкой твоей мертвецы по пятам ходят, она их на живого человека натравить может», – сказала как-то соседка по парте, и от этого нынче тоже было сложно отмахнуться.

Ксения почувствовала, что дрожит, и съежилась под одеялом. Быстрее бы утро! Но часы в большой комнате пробили полночь. Били громко, девушке хотелось, чтобы они перестали, потому что это может разбудить…

«Прекрати!»

Наконец снова наступила тишина.

И в этой тиши Ксения отчетливо услышала скрип.

«Это старый дом, такие дома скрипят, все нор…»

Следом раздалось шуршание. Неуловимый, легкий шелест, и Ксения, замерев от ужаса, поняла, что может быть источником звука. Так могла бы шуршать ткань, если бы бабушка села в гробу.

Ксения прислушивалась изо всех сил, но все стихло, и она принялась убеждать себя, что ей почудилось. Конечно, почудилось, иначе и быть не может, покойники оживают только в фильмах ужасов. Нужно пойти и убедиться в этом, успокоиться и уснуть, а то в голову от усталости лезет чушь!

Не давая себе возможности передумать, Ксения откинула одеяло, встала и вышла из спальни. Зажгла свет в коридоре – сразу стало спокойнее. «Спать лягу с включенным ночником», – мельком подумала она.

Льющийся из коридора свет освещал «залу», и Ксения ясно видела, что все по-прежнему: диван, старинный шкаф, два кресла. Лампадка и икона в углу. Гроб посередине, а в гробу мирно покоится бабушка.

Облегчение было таким сильным, что голова закружилась. Все-таки краем сознания она верила, что покойница может восстать. Ксения включила торшер в углу: пусть света будет больше, пусть он горит тут, а в спальне останется зажженным ночник и…

В коридоре оглушительно бабахнуло, и Ксения подскочила от неожиданности, развернувшись в ту сторону. Свет там погас – лампочка взорвалась.

Разве так бывает?

Но это оказались еще цветочки, потому что в следующий миг дверь в коридор сама собой захлопнулась. Ксения бросилась к ней, схватилась за ручку, не понимая, что происходит, пытаясь поверить, что дело в сквозняке, но за ее спиной раздался голос:

– Посмотри на меня.

Ксения слышала этот голос сотни раз, он был ей знаком, но вместе с тем звучал иначе. Глухо, утробно, точно доносился из-под земли. Мертвые связки утратили эластичность, мертвая глотка искажала звуки, хоронила их внутри остывшего, неповоротливого тела.

– Повернись, – прохрипела покойная бабушка. – Взгляни.

Ксения замерла. Собственное тело казалось чужим, ледяным и неповоротливым, а лицо пылало. Она почувствовала, что по щекам текут слезы. Можно плакать не только от горя или радости, но и от глубокого, запредельного ужаса. Ксения не хотела смотреть, не хотела поворачиваться, но неведомая сила заставила ее сделать это, словно потянув тело за невидимые нити, как марионетку.

Торшер давал мало света, по углам притаились тени, похожие на черные кляксы. Бабушка сидела в гробу, вцепившись в него костлявыми руками, похожими на паучьи лапы. Платок свалился с головы, короткие седые волосы облепляли череп. Казалось, белое лицо подвешено в темноте отдельно от тела.