Шрифт:
– Доброе утро, – громко сказала женщина, и на миг Галине показалось, что перед ней Нинка, ведьма проклятая.
Но нет, Нина в гробу, померла, а это ее внучка, Ксения. Идет через улицу, никак, поздороваться хочет.
– Утро доброе. Как ночь прошла? – спросила Галина.
Она почувствовала, что все нутро дрожит и трепещет.
Что это с нею, в самом деле?
Ксения подошла ближе.
– Ночь-то? Прекрасно прошла. Лучше и не бывает.
Улыбочка у нее акулья, промелькнуло в голове, а глаза мертвые, злые, точь-в-точь как у бабки.
– Я ведь говорила тебе: пускай Ксения бдит у гроба, проследи. А ты что?
Галина почувствовала, что у нее отнимаются ноги. Светлое, погожее утро сделалось вдруг серым, солнечный свет померк.
– Я позвонила ей, позвала, как ты велела, – пролепетала она, отказываясь верить, но при этом понимая, с кем говорит.
– Не ври. Позвать позвала, а отговорить хотела, – произнесла ведьма. – Я такого не прощаю. Давно ты мне надоела, сплетница старая. Теперь – все.
Договорив, она ткнула пальцем в грудь Галины, и той показалось, что в сердце вонзилась раскаленная спица. Она открыла рот, пытаясь вдохнуть, но воздух сделался липким, вязким, не желал вливаться в легкие. Перед глазами сгустился мрак, и бедная женщина поняла, что больше ей не увидеть света.
Ксения (или Нина?) развернулась и пошла прочь, скрывшись за своими воротами, не обращая внимания на тяжело осевшую на землю Галину.
Похороны прошли тихо. Покойницу не отпевали, таково было ее желание. Проститься с Ниной Осиповной пришло всего несколько человек. Один из них, мужчина, живущий через улицу, откашливаясь и оглядываясь, сказал Ксении, мол, бабка ее была женщина непростая, а когда такие помирают, как бы чего не вышло.
– Хотите в ее могилу кол забить, чтобы не восстала? – спросила Ксения, и глаза ее странно сверкнули. – Я возражать не стану.
И рассмеялась. Мужчина шарахнулся в сторону и ничего не ответил.
Вскоре схоронили и Галину.
– Сердце слабое, врач говорил, предынфарктное состояние, да и диабетик она была, – грустно переговаривались соседки, бросая комья земли в разрытую могилу, на крышку гроба.
Молодая женщина к тому времени уже уехала из деревни, забрав самое необходимое, спрятанное в потайной комнате, в подвале.
Ее ждали великие дела и долгая жизнь.
Возможно, даже бесконечная.
Погоня
«Что происходит? Как же так? Не может быть».
Вопросы скакали в голове, как бешеные белки. Мне казалось, мозг бултыхается в черепной коробке, и я никак не мог заставить себя успокоиться, начать соображать, не поддаваться панике.
А как ей не поддаваться, если ты бежишь ночью по темному лесу, не понимая куда, просто несешься и все, пытаясь спасти свою жизнь!
Под ногами хрустели палки, ветки, я несся, не разбирая дороги, в любой момент мог врезаться в дерево, свалиться, сломать ногу. Дыхание сбилось, в груди горело, каждую секунду я ожидал, что потеряю равновесие, споткнусь, упаду, но останавливаться нельзя. Они за спиной, догоняют, а если догонят…
Лес был наполнен звуками. Что-то щелкало, хрустело, я слышал шаги, голоса вдалеке. За мной гнались, меня могли схватить!
В какой-то момент я все-таки споткнулся, почувствовал, что падаю, выставил руки вперед. Упал не плашмя, на четвереньки, но тут же, убедившись, что ничего не сломано, вскочил снова.
Во время короткой вынужденной остановки на поверхность сознания пробилась мысль: надо решить, куда двинуться, нельзя бесцельно нестись, как заяц по шоссе, ослепленный автомобильными фарами.
Стоило подумать об этом, как я заметил свет. Робкий, тусклый огонек впереди. Огонь – это люди, а люди – это помощь! Я кинулся вперед в слепой надежде. Открылось второе дыхание, я перестал чувствовать усталость и боль в мышцах. Преследователи были позади, я стал хуже их слышать. Оторвался, кажется!
Лес расступился, и я выскочил на небольшую поляну, посреди которой стоял дом. Впрочем, дом – громко сказано, передо мной была избушка. Наверное, там живет лесник. В маленьком окошке горел свет. Не электрический, конечно. Скорее, керосиновая лампа или свеча.
Я взлетел на крыльцо, забарабанил кулаками по деревянной двери. Хотел крикнуть, чтобы меня впустили, но подумал, что преследователи могут услышать мой крик и узнают, где я. Поэтому сжал зубы, продолжая стучать.
Никто не открывал. Неужели в доме никого нет? А как же свет? Я толкнул дверь и обнаружил, что она не заперта. Не раздумывая, вошел в дом, прикрыл ее за собой.
– Есть кто-нибудь? – позвал вполголоса.
Крошечные сени, дверь, ведущая в комнату. Я вошел, обшарил помещение беглым взглядом и убедился, что домик пуст. Спрятаться негде, комната – одна-единственная. Ни чердака, ни подвала. Печь, возле стены – лежанка, около окна – стол с лавками, на столе – керосиновая лампа, как я и предполагал. На стене – полки, есть еще шкафчик в дальнем углу.