Вход/Регистрация
Осень в Декадансе
вернуться

Гамаюн Ульяна

Шрифт:

— Он мне никогда не нравился. Он меня бесит.

ПОСЛЕ

Сопровождая Искру, я с удивлением обнаружил, что в смерть никто не верит — не только в свою собственную, но и в чужую тоже; те, кто имеет с нею дело ежедневно, кто сделал смерть своей профессией, просто привыкли к ее внешним проявлениям. Теоретизирующий философ и практикующий патологоанатом такие же неофиты в вопросах смерти, как обыватель, не озабоченный конечностью и тщетой всего сущего. Трудно поверить в то, что не пережито; в случае со смертью опыт исключает всякую возможность им воспользоваться.

Реактивная реакция Искры давно стала притчей во языцех. Благодаря установленной в «мельмоте» полицейской рации он узнавал о происшествии одним из первых и зачастую прибывал на место преступления раньше полицейского наряда. Такая сверхъестественная оперативность выглядела подозрительно; периодически фотографа в профилактических целях забирали в участок и отпускали на рассвете, вместе с проститутками и проспавшимися клошарами.

«Мельмот» был его домом на колесах, студией и гримерной. В багажнике была оборудована фотолаборатория со всем необходимым для проявки, печати и экстренной рассылки снимков по редакциям газет. Автомобиль он использовал только в профессиональных целях, не делая исключений ни для друзей, ни для врагов, ни для себя самого, и будничные перемещения по городу осуществлял пешком или на такси. Питался он консервами и дешевыми сигарами. Спал, как правило, в автомобиле, не раздеваясь, под бормотание полицейской рации; дома тоже не расставался с радиоприемником, настроенным на полицейскую волну. Радио было фоном его существования — этот приставучий речитатив не умолкал ни на секунду. Отправляясь в очередную одиссею по ночным улицам, Искра усаживал рядом с собой пресс-камеру с круглой вспышкой, которую я некогда принял за второго пассажира. В светлое время суток он отсыпался в съемной конуре под аккомпанемент радиоругани, прицельно бьющей слушателя по голове. Дополнительным источником словесной картечи служила тарелка репродуктора: казалось, она обозревает комнату своим пытливым оком и едко комментирует увиденное.

Как оголтелый перфекционист, Искра не стал довольствоваться малым, настроив на полицейскую волну не только радио, но все свое существование. Из окон его комнаты открывался символичный вид на полицейский участок через дорогу. Этажом ниже располагался склад полицейского снаряжения, украшенный снаружи бутафорским револьвером, дуло которого было нацелено на оплот правопорядка. Выглядывая из окна, вы зрительно преступали закон. Короче, Фрейд бы плакал, а Искре хоть бы хны.

Глядя на этого неказистого, приземистого человека, похожего на школьника с трогательно оттопыренными ушами, не верилось, что перед вами маститый криминальный хроникер. Неряшливый, в измятом макинтоше с карманами, набитыми разнообразным фотоскарбом, с пудовой камерой наперевес, он выглядел чудаковатым дурачком, пугалом огородным, — и это усыпляло бдительность, а иногда спасало жизнь. Он вел сомнамбулический, полуподпольный образ жизни: днем спал, а по ночам колесил на своем затрапезном рыдване по городу в погоне за ускользающим злом, и ночь с лихвой снабжала его крюотическими зрелищами с кровью и бесовскими воплями сирен.

Смерть завораживала его. Была манком и камертоном, которым он проверял подлинность событий, слов, поступков. Круг его знакомств ограничивался полицейскими, преступниками и их общими жертвами. Быстрый и вездесущий, Искра обладал безупречным чутьем на боль и страдания. Он словно одержимый охотился за смертью, предпринимая самонадеянные вылазки в самые глухие и неблагонадежные кварталы города, и неизменно прибывал на место преступления, опережая всех, включая взмыленных легавых. Искра с поразительным упорством преследовал и запечатлевал ужас. Талант его был настолько самобытен и оторван от канонов и традиций, что, даже будучи полным профаном в фотографии, вы безошибочно могли определить, где снимки Искры, а где — его коллег по цеху.

Никто не одинок и не забыт — смерть всегда рядом и помнит о каждом. Редкое утро обходилось без выразительного снимка на первой полосе, подписанного благозвучным именем Самуэль Искра, и обыватель проглатывал очередную порцию несчастий, запивая ее крепким кофе. Это могли быть фотографии погорельцев, утопленников, жертв ДТП, самоубийц, мертвых уголовников и криминальных бонз. Снимки могли шокировать засильем смерти и страдания, но были исключительно правдивы.

Вокруг Искры громоздились горы трупов, с которыми у него сложились доверительные, чуть ли не родственные отношения. Он измерял экспозицию и поправлял им шляпы с отеческой теплотой. Чтобы пробиться к заветной цели, Искра пускался в рискованные авантюры с переодеваниями: этот протей фоторепортажа был одинаково убедителен в роли дворника, дорожника и пожарного. Для газетных редакторов он составил специальный прейскурант, где убийство котировалось выше ДТП и пожара; но корыстолюбивые мотивы не были определяющими в этой гонке. Если бы в один прекрасный день газеты устроили Искре обструкцию, он продолжал бы колесить по городу и фотографировать.

Время от времени он брал меня в ночные рейды, где я исполнял обязанности адъюнкта: таскал тяжелый кофр, ассистировал в спектаклях с переодеваниями, водил автомобиль и не задавал вопросов. Искра помнил всех своих «крестников» и вызволил меня из кутузки, узнав издалека во время задержания. Я оказался немым, что для адъюнкта только плюс. Ночь заставала нас в какой-нибудь расселине многоквартирного монолита, где темень, теснота, скалистые уступы зданий, населенные многодетными малообеспеченными семьями и маргиналами на разных стадиях одичания; а через полчаса «мельмот» уже катил по аллее с пышными шато и шале нуворишей, неутомимо веселившихся, ходивших друг к другу в гости и вскапывавших каблуками гектары ковров.

Подлинная одержимость не осознает себя — это естественность в противоестественных обстоятельствах. Существование Искры было полностью подчинено фотографированию; все постороннее и наносное, проникавшее извне, выветривалось вместе с туманом и табачным дымом. Как раз тот случай, когда вопрос о нравственности искусства не стоит: фотографирование было для него такой же естественной потребностью, как сон или еда. Здесь не было подвига или самопожертвования; он просто счастливо совпал со своим даром, жил так, как ему нравилось, — в старом рыдване, под завывание сирен и бормотание рации.

Таким был Искра, когда мы познакомились. В дальнейшем с ним могло случиться что угодно, но это был бы уже совсем другой фотограф и совсем другой человек.

ДО

Леман с Зумом стояли, комично наклонив головы в одну сторону, словно пытливые неофиты перед авангардистским полотном, и разглядывали штору над иллюминатором с аккуратно вырезанным параллелограммом по правому краю. Я устроился на полу, у граммофона, где среди пластинок джазовых вундеркиндов обнаружились махристые, потертые на уголках Дебюсси и Стравинский.

  • Читать дальше
  • 1
  • ...
  • 27
  • 28
  • 29
  • 30
  • 31
  • 32
  • 33
  • 34
  • 35
  • 36
  • 37
  • ...

Ебукер (ebooker) – онлайн-библиотека на русском языке. Книги доступны онлайн, без утомительной регистрации. Огромный выбор и удобный дизайн, позволяющий читать без проблем. Добавляйте сайт в закладки! Все произведения загружаются пользователями: если считаете, что ваши авторские права нарушены – используйте форму обратной связи.

Полезные ссылки

  • Моя полка

Контакты

  • chitat.ebooker@gmail.com

Подпишитесь на рассылку: