Медведь повалился на спину, задыхаясь, изо всех сил ударил задними лапами, вспарывая рыбье брюхо. Соминые внутренности склизкой грудой вывалились на песок.

Анчутка азартно подпрыгивал на своей ветке:

— Вот так! Так! Подавитесь вы оба!

Медведь ему нравился не больше сома. Слишком много Леший воли дал своему любимцу. Сначала коров сверх договора с деревенским пастухом задирал, потом пристрастился человечиной лакомиться, а потом и бесов притеснять начал. Поймает, сдавит так, что не дохнуть не выдохнуть и заставляет бороться. Анчутке удалось вырваться, а сколько бесов после медвежьих забав в палую листву ушли — не считано.

Хвост сома уже не хлестал по песку. Дёрнулся последний раз в смертной конвульсии и обвис. Не поднялся и медведь. По косматой шкуре прокатилась волна дрожи и угасла.

Вода в озере вздыбилась. Водяной, проспавший всю драку, очумело огляделся, увидел на берегу своего распотрошённого любимца и взвыл белугой. А по лесу уже гудело, трещало, гремело. Приближался Леший.

***

Дилан топтался возле раздвоенного дуба, настороженно вслушиваясь, как гудит лес. Шум стоял, словно где-то в чаще буря деревья ломает, хотя на опушке ветра не было. Летнее небо, повсюду чистое, с яркими звёздами, над лесом темнело дождевыми тучами.

— Заждался? — Из зарослей орешника выкатился Анчутка. Растрёпанный, с шалой улыбкой и свежей царапиной на лбу. Круглые глаза беса горели диким восторгом, рыжие патлы стояли дыбом и потрескивали.

— Это... что там? — спросил Дилан. — Так всегда на Купалу?

— Нет, что ты! Это Леший с Водяным сцепились. Теперь им не до нас, хоть ты что из леса выноси. — Анчутка пригладил волосы и посерьёзнел. — Но с цветком всё равно не просто будет. Нынче русалки последнюю ночь на земле гуляют, вот и злобятся на всех подряд. Ништо, и на них управа есть. Значит так, слушай внимательно. Ежели тебя русалки кружить начнут...

— Что значит, меня?! — всполошился Дилан. — А ты разве со мной не пойдёшь?

— Мне сейчас в лес лучше не соваться. Но ты не тушуйся, я недалече буду. В общем, слушай. Ежели тебя русалка щекотить начнёт, хватай палку и по тени её, по тени! — Анчутка, подобрав сухую ветку орешины, показал, как следует лупить русалочью тень. — И приговаривай при этом: хрен до полынь, плюнь да покинь! Держи, — он всучил приятелю ветку. — Гостинцы не забыл?

— Всё здесь, — Дилан показал котомку. — Коврига хлеба и соль в тряпочке, как ты сказал. И я ещё пряники захватил.

— А леденцы?

Дилан достал из кармана жестяную коробочку с лимонным монпансье. Анчутка когтем сковырнул крышку, высыпал конфеты в рот и блаженно зажмурился.

— Живём... — Он выплюнул слипшийся ком леденцов обратно в коробочку, закрыл крышкой и сунул за пазуху. — Опосля доем. Так, дальше слушай. Зазря гостинцы по лесу не раскидывай. А вот ежели берёза на тебя глянула, положи ей под корень хлебца, да поклонись с уважением, чай, спина не треснет. Берёзы — они памятливые. На пеньке, ну, ты знаешь, широкий такой, плясать на нём можно, вот на нём соль оставь. А с пряниками — это как получится. Сам думай, кого одаривать. Ну, вроде всё, иди. Клубочек тебе дорогу покажет, не заплутаешь.

Он сложил ладони вместе, развёл и дунул. Под ноги Дилану скатился небольшой, с его кулак размером, клубок, смотанный из слабо светящихся ниток. Кончики ниток торчали во все стороны, так что клубок походил на лохматого ёжика.

— Ежели размотается, ты нитки-то подбирай, — сказал Анчутка. — Ну, по возможности.

— А почему он такой... драный? — спросил Дилан. Ему доводилось видеть путеводные клубки. Все они были ровные и на отдельные нитки не разматывались.

— Сам ты! — обиделся Анчутка. — Я тебе кто, Баба-Яга? Откуда у меня новый клубочек? Сто лет по ниточке собирал. Можно сказать, от сердца отрываю! Так что нечего морду кривить!

— Прости, — Дилан виновато улыбнулся. Наклонился и погладил клубочек. — Ты хороший. Я постараюсь тебя беречь, обещаю.

Клубочек замер под его рукой, потом засветился ярче и шустро покатился по едва заметной тропе в глубину леса. Анчутка ободряюще хлопнул Дилана по плечу.

— Давай, шевелись. Он ждать не любит.

Дилан глубоко вздохнул и побежал за клубочком.

Анчутка посмотрел ему вслед, задумчиво прищурившись. «И уродился же такой! Небось, с детства все подряд шпыняют, а он всё не озлобляется. Стало быть, стержень есть. Ну, посмотрим… А может, догнать? Рассказать про Ивку с Алёной, а заодно и про то, что Мидир разрешил вернуться, ежели Почечуевы получат по заслугам. Так-то проще будет… Нет, пусть сам разбирается. Ежели не от сердца, а по расчёту, сказка не сложится!»

Анчутка достал монпансье, отколупал один жёлтый леденец, сунул за щёку, а коробочку спрятал в ямку под корнями дуба. Была опасность, что ухронку найдут лесавки, но жестянку с собой не потаскаешь — любое железо колдовать мешает.

Анчутка посмотрел вверх. Тучи по-прежнему клубились над лесом — в той стороне, где озеро. Вот и прекрасно! Чёрный-то ручей совсем в другую сторону течёт.

Бес потоптался, прикидывая, какое обличье лучше принять. Сорокой лететь — и думать нечего. Ветки захлещут или филин сцапает. Небось уже все прихвостни Лешего прознали, кто их хозяина с Водяным стравил. Оно конечно, прямой вины на Анчутке нет, за язык он никого не тянул, но и дело не в суде разбираться будет. Стало быть, превращаться надо в кого-то быстрого и незаметного.