Тощий заяц с рожками между ушей нырнул в подлесок и поскакал, петляя, к болоту. Туда, где этой ночью должен распуститься жар-цвет.

***

Клубочек то катился по тропе, то нырял в заросли папоротника орляка. Каждый раз Дилан надеялся, что вот оно — то самое место, но клубочек не останавливался. Задержался только возле широкого пня, на котором Анчутка прошлой осенью учил приятеля бесовской пляске. Дилан достал из котомки тряпицу с солью, развернул и с поклоном положил на пень.

— Угощайтесь на здоровье, — пробормотал он, искоса поглядывая на недобро скрипящие деревья. За ними чудились длинноногие тени с ветвистыми рогами.

Клубочек нетерпеливо подпрыгнул, поторапливая. Дилан подобрал отлетевший обрывок нитки, уже пятый по счёту, бережно свернул и спрятал в карман. Клубочек одобрительно мигнул и покатился дальше. Вскоре послышалось журчание воды. Дилан, следом за клубочком, обогнул заросший бузиной холм и оказался на берегу ручья с чёрной, как ночь Самайна, водой. Пахло от ручья так, что не только пить, но и касаться воды не хотелось.

На другом берегу мелькали блуждающие огоньки и сновала какая-то лесная мелочь. Хихикали, клацали чем-то костяным. Вроде, звериными челюстями на палках. Дилана никто не окликал. Вот и хорошо, а то гостинцы уже закончились. Он у каждого дуплистого дерева оставлял по куску, не разбирая, берёза это, осина или ясень. Сначала хлеб ломал, потом печатные пряники. Только самый большой оставил на обратный путь.

Впереди пахнуло болотом. Раздались звонкие голоса, рассыпчатый смех, чистая, как родник, мелодия свирели... Клубочек остановился, запрыгал мячиком. Дилан подхватил его и сунул в опустевшую котомку.

Чёрный ручей убегал в заросли пышных, в рост Дилана, папоротников. Сейчас они тоже казались чёрными. «И какой из них зацветёт?»

Свирель смолкла, зато зарокотали барабаны. Ноги Дилана сами собой дрогнули. Захотелось завертеться вихрем, помчаться в бешеной пляске по болоту — всё дальше и дальше, не останавливаясь, пока не сомкнётся над головой трясина… Дилан встряхнулся, избавляясь от наваждения.

— Чего стоишь, гость дорогой? Спляши с нами!

Папоротник расступился, пропуская двоих. Девушка, совсем юная, лет шестнадцати, и парень чуть постарше. Оба в простых посконных рубахах без опоясок. В длинных белёсых волосах вплетены васильки и ромашки. Одинаковые синие глаза смотрят с усмешкой.

«Брат с сестрой, — догадался Дилан. — Это что же получается, он тоже русалка?»

— У него палка ореховая, — хрипло сказал парень. — Ты к нему не походи, Алёнка, а то по тени схлопочешь.

Дилан покраснел и отбросил сухую ветку, которую всучил ему Анчутка.

— Я не буду... Не бойтесь! Хотите пряник? У меня только один, но он большой, я разломлю сейчас.

Русалки придвинулись ближе. Трава под их ногами почти не приминалась.

— На троих дели, — сказала Алёнка. — Или побрезгуешь с утопленниками трапезничать?

Дилан с удивлением отметил, что выговор у них не деревенский.

— Почту за честь. — Он разломил пряник на три неровные части. Поменьше оставил себе, а две побольше протянул русалкам.

Они переглянулись и взяли угощение. Ели молча, не сводя глаз с Дилана. Он мучительно краснел под изучающими взглядами. Брат с сестрой были красивые — лунной, призрачной красотой водяных лилий. А он рядом с ними, как есть урод — с козлиными ногами и пегими, словно перья совы, волосами, которые никак не желали отрастать ровно. Еще и рога недавно проклюнулись, чешутся...

— Ну, и зачем тебе цветок папоротника? — спросила Алёна, слизнув с ладони последние крошки.

— Как ты догадалась? — Дилан окончательно смутился.

— А что ещё может искать воспитанник Мидира в болоте на Купалу? Тебя ведь Дилан зовут, да? А меня Алёной. А это Ивка, брат мой.

— Мы тебя весной видели, — Ивка улыбнулся. — С Анчуткой. Это он тебя научил с палкой в гости ходить?

— Это он просто на всякий случай! Вы не думайте...

— Да не защищай ты его, прохвоста! — Алёна фыркнула. — Ты о себе лучше подумай.

— Допустим, покажем мы тебе жар-цвет, — подхватил Ивка, — но ведь ты его до дома не донесёшь. Хозяин, конечно, занят сейчас, — он посмотрел вверх, где порывы ветра терзали макушки деревьев, — но лесавки-то никуда не делись. От них палкой не отмашешься. Сожрут и на костях спляшут.

— Да и зачем Мидиру клад? — Алёна подбоченилась. — Не бедствует, вроде, твой господин. А ежели очень надо, пусть сам приходит.

— Меня не Мидир прислал, а Почечуевы...

— Кто?!

Дилан отшатнулся. Тонкие лица брата с сестрой исказились, из потемневших глаз потекли чёрные слёзы. У Ивки на шее проступили синюшные пятна, Алёна обхватила себя руками под грудью. Из-под рубахи по голым ногам заструилась призрачная кровь.