Он медленно пошёл обратно к машине. Лицо — непроницаемая маска. Только желваки перекатились под кожей.

— Что там? — спросила Лена, когда он сел за руль.

— Они здесь, — сказал он ровно. — Обе стороны.

Лена молча смотрела на него. В её глазах не было страха. Только холодная оценка ситуации.

— Что будем делать?

Хавьер посмотрел на заброшенный дом. На дерево, под которым была зарыта их единственная надежда.

— Ждём ночи, — сказал он. — Они знают, что мы здесь. Хотят, чтобы я пошёл за ней. Так что… я пойду. Но по моим правилам.

Ночь опустилась быстро. Жара спала, но воздух остался душным. Оглушительный стрекот цикад сменился тихим хором сверчков. Идеальная ночь для охоты.

Хавьер двигался как тень.

Он оставил Лену и Люсию в машине. Не взял пистолет. Только боевой нож и сапёрную лопатку. Тишина была его главным союзником.

Оливковая роща встретила его прохладой. Вот оно. Старое оливковое дерево, самое большое в роще. Он опустился на колени у корней и начал копать.

Сухая земля поддавалась с трудом. Лопатка входила в неё с сухим, скребущим звуком. Каждый удар отдавался в ночной тишине.

И вдруг хор сверчков оборвался.

Мгновенно. Словно кто-то щёлкнул выключателем. Наступила абсолютная, неестественная тишина. Хавьер замер.

Из-за соседнего дерева метнулась тёмная фигура. Движения быстрые, резкие, механические. «Агнец».

Они столкнулись в центре поляны, залитой лунным светом. И Хавьер узнал его.

Сеньор Рамирес. Старик, живший в соседнем доме. Тот, кто угощал их с Люсией инжиром. Сейчас его лицо было искажено гримасой пустой агрессии. В руке он сжимал длинный, зазубренный нож для обрезки лозы.

Хавьер заколебался. На одно мгновение. Он увидел призрак своего детства.

Эта заминка стоила ему дорого. Рамирес, двигаясь с нечеловеческой скоростью, полоснул его по левому предплечью. Хавьер отшатнулся, чувствуя острую, горячую боль.

Боль вернула его в реальность. Это не сеньор Рамирес. Это марионетка.

Бой был коротким и грязным. Хрипы, глухие удары мяса о кость. Рамирес пёр напролом, без тактики, без страха, просто машина с ножом. Хавьер отступал, блокировал, искал возможность вырубить, а не убить.

Нож снова сверкнул, целясь ему в горло. Хавьер отбил удар, подставив предплечье. Лезвие глубоко вспороло мышцы. Он шагнул вперёд и ударил старика рукоятью своего ножа в висок. Рамирес пошатнулся. Хавьер ударил снова, в основание черепа. Тело обмякло и беззвучно рухнуло в пыль.

Он стоял над ним, тяжело дыша. Рука горела огнём. Победа отдавала горечью и пылью.

Не теряя ни секунды, он вернулся к яме. Снова вонзил лопатку в землю. Раз. Другой.

Глухой металлический звук.

Он отбросил лопатку и руками разгрёб землю. Пальцы наткнулись на холодный, шершавый металл. Ржавая коробка из-под датского печенья.

Он вытащил её.

Он получил «якорь».

Он поднялся. В одной руке — ржавая коробка. В другой — окровавленный нож. Тишина давила на уши. Бой с Рамиресом был лишь проверкой. Настоящие охотники всё ещё ждали в темноте. Они окружили его дом, его прошлое. И теперь они знали, что приманка у него в руках.

Ночь в Андалусии жила — шорохом цикад, сухим треском веток, далёким лаем одинокой собаки. Хавьер лежал на земле, и этот вязкий, тёплый воздух заполнял его лёгкие. Запах раздавленной оливы, железный привкус крови во рту, ноющая боль в левой руке, где нож Рамиреса оставил глубокий, рваный след.

Старик лежал в нескольких метрах, связанный собственным ремнём, и тихо стонал. Он был жив. Это было ошибкой.

Выстрел был не громом, а резким, сухим щелчком, словно сломали толстую ветку. Пуля почти беззвучно вошла старику в лоб. Хавьер не успел даже дёрнуться. Он только увидел, как голова Рамиреса мотнулась назад, а из затылка вылетело облачко розового тумана.

Ловушка захлопнулась.

Он вжался в сухую, колючую траву у подножия старой оливы. Дерева, под которым было зарыто его детство. Его единственная надежда. Теперь это дерево стало надгробием.

Почти сразу же с двух сторон рощи началось движение. Это было не бегство и не атака. Это было просачивание. Тени отделились от теней. Справа, со стороны заброшенной дороги, двигались фигуры в серой, функциональной форме без единого опознавательного знака. Они двигались попарно, перекрывая сектора, — стерильная, корпоративная тактика. Люди Хелен.

Слева, со стороны старого виноградника, скользили другие силуэты. Чёрная тактическая одежда, более плотное построение, хищная слаженность стаи. Русские. Люди Воронова.