Её сумка была неподалеку, и, достав оттуда единственный тёплый халат, она накинула его себе на плечи. По-хорошему ей необходимо было хорошенько отмыться после вчерашнего, и она решила, что после того, как отыщет кусок мыла, найдёт и место, где сможет это сделать, а на худой конец сойдет и озеро.

Рядом стоял стул со спинкой, на котором висел её чёрный пиджак. Она слабо улыбнулась, догадываясь, кто его принёс из участка. Вынула из внутреннего кармана мундштук и портсигар, решив с утра себя побаловать — глядишь, так быстрее выздоровеет.

Пока она спускалась на кухню и чувствовала дразнящие запахи еды, то не ожидала стать свидетельницей чудной обстановки. Марты нигде не было видно, зато с полотенцем на плече Вяземский разрезал свежую, только вынутую, если судить по хрусту, буханку хлеба. На столе уже были расставлены три глубокие чашки с кашей, на маленьких блюдцах лежал сыр, малиновое варенье и масло, а сам Мстислав что-то мурлыкал себе под нос. Он обернулся спустя мгновение, как Мирослава появилась на пороге кухни, и приветливо улыбнулся.

— Доброе утро. Вода в умывальнике свежая, если хочешь умыться, — сказал он и вернулся к своему занятию.

— Доброе утро, — эхом повторила Мирослава, пряча в карман халата мундштук и портсигар, затем послушно пошла умываться второй раз за утро.

— Сегодня вечером планируется баня. После дороги полезно очиститься, да и простуда отстанет тут же. Только берегись, — Вяземский взглянул на Мирославу через плечо, пока та вытирала лицо, и усмехнулся. — У Марты рука тяжёлая, а попарить она любит.

Словно в трансе Мирослава кивнула.

— Что с тобой? — вскинул он бровь, убирая полотенце с плеча. — Садись. Сейчас Марта со скотиной разберётся и тоже подойдёт. Хорошо, что ты сама встала, а то она велела разбудить тебя, а мне этого уж точно не хотелось.

Мирослава внимательно его слушала, но не до конца понимала смысл слов.

— Я ещё сплю? Или у меня жар? — серьёзно поинтересовалась она.

Мстислав рассмеялся, намазывая на хлеб масло.

— Я невозможно рад, что нет, а то Марта со свету бы меня сжила. — Он добавил на масло варенье и протянул ей кусок. — Попробуй. Варенье Марта делала, вкусное.

Не став спорить, она взяла слишком большой для неё ломоть хлеба и начала жевать. Почти сразу она не сдержалась и замычала от удовольствия.

— Как вкусно!

Вяземский понимающе усмехнулся и подбородком указал на стоящую перед ней кашу, молчаливо предлагая не стесняться. Мирослава покачала головой, но села, став жевать медленнее, чтобы дождаться Марту.

— Завтракать нужно всем вместе.

Это в неё было вбито со временем пансионата. Чтобы отвлечься от голода, она, наконец, спросила интересующее:

— То есть ты не гнушаешься стоять у печи?

Мстислав закашлялся от удивления, а затем тихо рассмеялся. Он тоже пока не притронулся к еде, хоть и уселся напротив.

Мирослава заметила, что этим утром он приятным образом отличался от вчерашнего себя: более светлым лицом, чистым и незамутнённым взглядом, спокойствием в движениях. От него так и веяло сельской умиротворённостью, которую Мирослава наблюдала лишь у людей, которые встают с первыми лучами солнца.

— Как прямо в лоб, — усмехнулся он и поддел. — Не гнушаюсь также, как ты перед папиросами?

— Удивлена, что ты не осуждаешь, — призналась она, невольно касаясь пальцами металлической крышки портсигара.

Но ей всё равно было легче представить себя с папиросами, чем Мстислава или того же Аната Даниловича у плиты.

— Моя мать стала носить мужские брюки в то время, когда об этом даже думать было неприлично, — неожиданно поделился он, затем пожал плечами. — Мне не нравится, что от этого ты своё здоровье портишь, но с чего мне осуждать? Также и со стряпнёй. Не сказал бы, что это распространено в каждом доме, но в нашей семье, ещё со временем моего прадеда, когда они и другие мужики уходили на заработки и не бывали дома большую часть года, стало положено делить семейные заботы. Так уж повелось, что у меня с детства ничего не пригорает, а тесто всегда идеально поднимается, да и мне самому не в тягость приготовить еды, — не без хвастовства заявил он.

Мирослава подумала, что ему это не просто не в тягость, а в удовольствие и улыбнулась.

— Должно быть, твоя мама этому рада. Ей меньше хлопот.

Это был не слишком изящный способ узнать, где его родители, но Мирославе этот момент не давал покоя ещё со вчерашнего утра.

— Была рада, — спокойно поправил он. — Мы с Мартой уже давно живём вдвоём. Она вдова и сестра моего отца, поэтому живёт в нашем доме с самого моего детства.

Мирослава прикрыла глаза на мгновение, сжав губы в тонкую линию, устыдившись своего недостойного интереса. Могла бы и догадаться!