— Именно! — воодушевлённо воскликнула Мирослава. — Если брать любой из вариантов, то почему курящий мужчина в возрасте, который принимал таблетки от болей в сердце, следившая за своей внешностью вторая девушка, и Клара, которая была фотографом, ничего с собой не взяли? Ни портсигара, ни таблетницу, ни фотоаппарат — они не взяли с собой никаких вещей! У меня портсигар всегда с собой — не взять его по привычке, уходя в ночь, я точно бы не смогла!

Вяземский внимательно смотрел на переполненную эмоциями Мирославу, обдумывая сказанное.

— Это действительно странно, — наконец, признал он, а затем вскочил на ноги. — Пойдём попробуем это выяснить.

— Куда? — уточнила Мирослава, чувствуя, как внутри всё клокочет от нового витка расследования.

— В гостиницу, где жили жертвы, — пояснил Мстислав, уже одевший плащ. — У нас только одно место, где могут селиться туристы. Все жертвы до своей смерти жили там, и их вещи мы нашли там же.

— Тогда я быстро приведу себя в порядок и можем отправляться, — сказала Мирослава.

Вяземский оглядел её и словно только сейчас обратил внимание на одежду. Он отвёл взгляд и отрывисто кивнул.

— Стоит, да, а то у нас нравы построже, нежели в столице.

— Знаю! — вспыхнула она и, быстро добравшись до лестницы, припустила наверх, перескакивая через две ступеньки, совсем позабыв о своём недомогании.

Оказавшись в отведённой комнате, она ещё раз умылась, подёргала себя за щёки, придавая коже румянец, и стала быстро вытаскивать вещи из сумки. Из подходящего для расследования у неё была всё та же прямая чёрная юбка, которую, как сообщила Марта, она любезно постирала вместе с рубашкой и развесила на улице. Мирослава могла проверить высохли ли они, но не стала тратить время и, с сожалением проигнорировав штаны, достала платье бежевого цвета на пуговицах. И конечно же, она не собиралась себе изменять и собиралась также надеть свой чёрный пиджак. Как хорошо, что она вчера его успела снять!

Мирослава быстро облачилась в искомое и попробовала аккуратно собрать волосы в низкий пучок, чтобы они не мешались, и она не привлекала внимание своей тёмной мастью среди светловолосых. Не хватало зеркала, у неё из рук выпадали шпильки поэтому, разозлившись, она собрала волосы в обычную косу и, перекинув её за спину, поправила пуговицы на запястьях, затем провела по немного мятой ткани ладошками, пытаясь разгладить, но не особо преуспела.

Напоследок она оглядела комнату, обратила, наконец, внимание на незаправленную постель и стремительно ее заправила. С тех пор как покинула приют, в качестве ещё одного протеста, она никогда не заправляла свою постель, но в гостях следовало быть более опрятной.

Закончив со всеми делами, Мирослава быстрым шагом стала спускаться по лестнице и предстала перед Вяземским запыхавшейся и наверняка с желанными ею красными щеками, но которые не выглядели, как здоровый румянец.

— Всё в порядке? — спросил Мстислав, отметив её состояние.

— Конечно. Пойдём, — ответила она твёрдым голосам, первая двигаясь к выходу из дома.

Хоть и было утро, но солнце уже успело прогуляться по небу и заглянуть во все прячущиеся тёмные уголки села, чтобы одарить их своим теплом.

Вяземский по привычке всё ещё шёл от Мирославы на расстоянии, запах которой продолжал щекотать изнутри, но из-за простуды отдавал кислинкой, и размышлял о том, какое всё-таки приятное облегчение наступает после оборота.

Физически он был расслаблен, но при этом его слух, зрение и обоняние улавливали малейшие изменения вокруг, но не досаждая, а дополняя картину мира. Собаки прятались в будках, высунув языки и развалившись на животе. Людей напрягало такое тепло, как и животных, но им ничего не оставалось, кроме как заниматься всё теми же домашними делами, подвязав рукава и открыв колени. Теперь они мечтали не просто об отдыхе, а о прохладной мерцающей глади озера, которое ненадолго бы спасло их от давящего тепла.

Гостиница находилась недалеко от вокзала, где Мстислав, словно неделю назад топтался, дожидаясь репортёршу. А это было буквально вчера.

Сейчас они двигались по той же дороге, прошли мимо ручья, где без футболок резвилась детвора, хохоча и плескаясь водой во всех прохожих. Недалеко от них расположились пастухи, чьи головы были прикрыты соломенными шляпами и до которых долетали брызги, чему они открыто наслаждались. При этом они не забывали следить за лениво гуляющими по холмистой местности животным, которые тоже далеко не отходили от ручья. В вёдра с водой, которые доставали из колодца для того, чтобы напоить скотину, всё чаще совали голову. Такое развлечение планировало продолжаться до самого вечера, пока земля не начнёт, наконец, остывать, а красный, словно переспелый помидор, закат не заглянет в каждые многочисленные оконца домов, где вся семья будет уже ужинать и говорить о событиях минувшего дня.

От стайки галдящих сорванцов, точно воробьёв возле хлебных крошек, отделился тощий мальчишка и припустил по направлению Мстислава и Мирославы, которые, заметив это, остановились, поджидая его. Вяземский знал мальчика — это был Тим, внук одного из членов общины.

Он остановился подле них, пряча руки за спиной, и со смешанным чувством страха и интереса, поглядывал на улыбнувшуюся ему Мирослава.

Мстислав понятливо усмехнулся и спросил:

— Чего тебе?

Мальчишка вздрогнул, поклонился, приветствуя главу общины, а затем быстро вытащил из-за спины руку и вытянул ладошку, где лежал зелёно-коричневый хвост ящерицы.