К концу июня южане узнали, что на съезде в Нью-Мексико была принята конституция, которая уже направлялась в Вашингтон. В последней попытке остановить безумный, по их мнению, курс Тейлора, южные виги направили комитет для переговоров с ним. Но он остался непреклонен и дал понять, что намерен продолжать реализацию своих планов по принятию Нью-Мексико в качестве штата с включением в него спорного региона, по крайней мере, на временной основе. Он заявил, что применит силу, чтобы подавить любое сопротивление, которое могут вызвать его действия. [169] Именно в этом вопросе, а не в своём отношении к компромиссу в целом, Тейлор наиболее ярко продемонстрировал своё безразличие к опасностям ситуации. Территориальная проблема в целом возникла не по его вине, и предложенное им решение получило одобрение со стороны некоторых компетентных современников во время кризиса и некоторых компетентных историков много позже. Но он сам спровоцировал кризис в Нью-Мексико своей поспешной попыткой отдать спорную территорию новому штату до того, как были урегулированы давние и решительно поддержанные претензии соседнего штата. События вскоре должны были показать, что риск, на который пошёл Тейлор, был излишним и что желаемое им пограничное урегулирование могло быть легко достигнуто с помощью такта, денег и терпения. Но Тейлор, отказываясь видеть такую возможность, упорно продолжал политику, которая, если бы она продолжалась до конца, вполне могла бы привести к войне.

Таким образом, пока Клей пытался преодолеть один кризис, казалось, что в другом месте разразился другой, ещё более взрывоопасный. Но в ночь на 4 июля Тейлор заболел, а через пять дней умер. К Кэлхуну смерть пришла как некая кульминация и почти по назначению, а к Тейлору — внезапно и безотносительно, как одно из тех посторонних событий, которые неожиданно и иррационально меняют ход истории. Однако обе смерти были похожи тем, что, вероятно, способствовали окончательному успеху предложений Клея.

31 июля, почти до того, как новая администрация Милларда Филлмора вступила в свои права, «Омнибус» Клея был вынесен на рассмотрение Сената. Чрезвычайно деликатная ситуация в отношениях между Техасом и Нью-Мексико заставила сенатора Джеймса А. Пирса, который вел законопроект на заседании, предпринять сложный парламентский маневр. На предыдущих сессиях в омнибусный законопроект были внесены поправки о Новой Мексике, которые благоприятствовали притязаниям Техаса на восточную часть Нью-Мексико. Пирс хотел избавиться от этой поправки, и он наивно согласился с предложением сделать это в два этапа — сначала удалить из законопроекта раздел о Новой Мексике, а затем снова включить его без нежелательной поправки. Первый шаг — удаление — удался, но когда Пирс перешел к повторному включению своих заменяющих положений, он обнаружил, что сам устроил себе ловушку. Сначала он проиграл при повторном включении положения о границах Техаса, 28 против 29; затем он проиграл при повторном включении положения о территориальном управлении в Нью-Мексико, 25 против 28. В этот момент противники компромисса с ликованием перехватили инициативу и двинулись к тому, чтобы вычеркнуть принятие Калифорнии. Некоторые южане, рассчитывавшие проголосовать за Калифорнию в составе омнибуса, побоялись сделать это до голосования по другим пунктам, и Калифорния также была исключена. Теперь Юта осталась единственным пассажиром в омнибусе, и этот жалкий остаток был принят 32 голосами против 18. [170]

В конце шести месяцев упорных усилий компромисс Клея потерпел поражение. После голосования ликующие противники примирения были описаны как находящиеся в состоянии восторга — Джефферсон Дэвис ухмылялся, Сьюард танцевал, Уильям Л. Дейтон смеялся, а Томас Харт Бентон торжествовал, что наконец-то победил Клея. Но Кас был несчастлив, а Роберт К. Уинтроп, сменивший Уэбстера, когда тот перешел в кабинет Филлмора, являл собой картину уныния. Сам Клей сидел «меланхолично, как Кай Марий над руинами Карфагена». [171] На самом деле Клей был совершенно измотан; он постоянно работал, отказывая себе в светских удовольствиях, которые так много для него значили, и семьдесят раз выступал в Сенате в защиту своего плана. Через два дня, чувствуя себя на все свои семьдесят три года, он отправился в Ньюпорт, чтобы восстановить силы. [172]

В этот момент Стивен А. Дуглас вышел из кулуаров, где он целенаправленно ждал в течение многих недель, и взял на себя руководство компромиссными мерами. Дуглас отказался работать в Комитете тринадцати, поскольку никогда не верил в «Омнибус» и хотел сохранить себя без обязательств, и Клей согласился на эту меру подстраховки. Несмотря на поражение 31 июля, Дуглас испытывал оправданный оптимизм. Он знал, что тень вето Тейлора всегда висела над «Омнибусом» Клея, но теперь президент Филлмор, антирабовладельческий виг, который когда-то казался южанам единственным пятном на билете Тейлора, оказался дружелюбным к компромиссу. Обратная сторона монеты, которая была ироничной с обеих сторон, начала проявляться, поскольку южные виги нашли в этом нью-йоркском вице-президенте спасителя от судьбы, которую им уготовил их собственный луизианский плантатор под влиянием нью-йоркского сенатора. Кроме того, Дуглас знал, что Клей не смог захватить контроль над партией вигов и не в состоянии возглавить её; решающими будут голоса демократов, и Дуглас был тем человеком, который мог их собрать. Но самое главное, Дуглас придерживался стратегии, совершенно отличной от стратегии Клея. Если Клей полагался на существование большинства в пользу компромисса и поэтому объединял несколько мер вместе, чтобы подкрепить друг друга и сделать вопрос компромиссом в целом, то Дуглас был достаточно проницателен, чтобы понять, что не существует работоспособного большинства в пользу компромисса. Но существовали сильные секционные блоки, в одних случаях северные, в других — южные, в пользу каждой из мер в отдельности, и был блок в пользу компромисса. Этот компромиссный блок, голосуя сначала с одним секционным блоком, а затем с другим, мог сформировать большинство за каждую из мер, и все они, таким образом, могли быть приняты. [173] Таким образом, Дуглас вспомнил то, что забыл Клей, ведь именно благодаря такой стратегии Клей добился принятия Миссурийского соглашения в 1820 году. [174] Дуглас также знал, что реальное препятствие находится не в Белом доме и в Сенате, но в Палате представителей, и уже в феврале он начал согласовывать стратегические планы с лидерами обеих партий. [175]

Прежде чем сенатор из Иллинойса начал действовать, Миллард Филлмор уже решительно выступил в поддержку компромисса. Сразу же после вступления в должность Филлмор принял отставку всего кабинета своего предшественника — он был единственным преемником вице-президента, который когда-либо делал это. Назначив Уэбстера государственным секретарем, он поддержал компромисс, и вскоре вес его администрации стал ощутим среди вигов. 6 августа он выступил с длинным посланием по поводу границы между Техасом и Нью-Мексико, которое показало, насколько ненужным был пограничный кризис. Филлмор как никогда ясно дал понять Тейлору, что Соединенные Штаты при необходимости применят силу, чтобы предотвратить любые односторонние действия Техаса против Нью-Мексико, но он также косвенно пообещал, что сам воздержится от любых односторонних действий и будет настаивать на «каком-либо акте Конгресса, на который может потребоваться согласие штата Техас, или… каком-либо соответствующем способе правового решения». Не ограничиваясь этим обещанием не форсировать вопрос о границе, Филлмор также красноречиво опустил все упоминания о создании штата Нью-Мексико, а когда предложенная конституция штата достигла Вашингтона в официальной форме, он спокойно её отклонил. Таким образом, Филлмор разрешил очень острый кризис — в некотором смысле более взрывоопасный, чем тот, над которым работал Клей, — и разрешил его с такой ловкостью и кажущейся легкостью, что история едва ли осознает масштабы его достижения. [176]

В августе редкая парламентская виртуозность Дугласа начала приносить плоды в Сенате, который сильно изменился со времен величественных речей предыдущей зимы. Кэлхун был мертв, Уэбстер — в кабинете, а Клей — в Ньюпорте, зализывая раны. 9 августа Сенат принял новый законопроект о границах Техаса, который давал этому штату на 33 333 квадратных мили больше, чем позволял «Омнибус», а также ставил соглашение в зависимость от согласия Техаса, но не давал спорной территории к востоку от Рио-Гранде. [177] В течение двух недель после этого первого решения были также приняты законопроекты о принятии Калифорнии, о создании территориального правительства в Нью-Мексико и об исполнении положения Конституции о беглых рабах. [178] Затем Сенат отложил в сторону законопроект об округе Колумбия до тех пор, пока Палата представителей не сможет принять решение. Но ждать пришлось недолго, поскольку Палата действовала ещё более оперативно, чем Сенат. 6 сентября она приняла «маленький омнибус», который объединял урегулирование техасской границы с территориальным управлением для Нью-Мексико, и приняла его 108 голосами против 97.

Палата представителей наконец-то отказалась от Провизии Уилмота. Важно отметить, что это было сделано в законопроекте, активно поддерживаемом влиятельным лобби, поскольку он выделял 5 миллионов долларов для оплаты по номиналу некоторых сильно обесценившихся техасских ценных бумаг. [179] В течение девяти дней в порядке очереди были приняты законопроект о статусе штата Калифорния, статус территории для Юты и законопроект о беглых рабах. 16 и 17 сентября Сенат и Палата представителей приняли законопроект об отмене работорговли в округе Колумбия. Тем временем президент Филлмор подписывал меры так быстро, как только они попадали к нему на стол, и таким образом к 17 сентября долгая борьба подошла к концу. [180] Стратегия Дугласа увенчалась полным успехом. Его мастерство становится особенно очевидным при анализе поименных голосований по последовательным законопроектам, которые показывают, что голосование проходило в основном по секционным линиям. Большинство южан выступало против двух мер — принятия Калифорнии и отмены работорговли в округе Колумбия, а большинство северян — против Закона о беглых рабах и организации территорий Нью-Мексико и Юты без соблюдения Провизии Уилмота. Весьма важным и до сих пор не замеченным фактом является то, что во всех решающих голосованиях, в результате которых шесть компромиссных мер были приняты как в Сенате, так и в Палате представителей, только один раз в одной палате большинство северян и большинство южан объединились в поддержку одного законопроекта. По законопроекту о Нью-Мексико в Сенате северные сенаторы проголосовали 11 против 10 за то, что южные сенаторы также поддержали 16 против 0. Но в остальном Север и Юг всегда голосовали вразнобой. Палата представителей не голосовала по Нью-Мексико как отдельному законопроекту, но на голосовании по присоединению Нью-Мексико к законопроекту о границах Техаса северяне набрали большинство в 23 голоса против; это было компенсировано большинством в 31 голос в пользу южан. При голосовании по объединенному законопроекту большинство северян против составило 9 голосов, а большинство южан за — 22. Тем временем в Сенате законопроект о границах Техаса сам по себе получил поддержку северных сенаторов 18 голосами против 8, в то время как южане разделились поровну — 12–12. По другим вопросам контрасты были ещё более выраженными. Законопроект о Юте был принят, несмотря на то, что северяне проголосовали против него в Сенате 11 против 16, а в Палате представителей — 41 против 70. Закон о беглых рабах прошел главным образом потому, что воздержавшиеся северяне скрывались в коридорах, в то время как каждый южный конгрессмен, участвовавший в голосовании, отдал свой голос «за», таким образом перевесив неблагоприятные результаты северян — 3 к 12 в Сенате и 31 к 76 в Палате представителей. С другой стороны, единодушное большинство северян провело законопроект о Калифорнии, хотя южане выступили против, проголосовав 6 против 18 в Сенате и 27 против 56 в Палате представителей. Аналогичным образом, законопроект об округе Колумбия получил единодушную поддержку северян и таким образом преодолел оппозицию южан, которые проголосовали против 6 против 19 и 4 против 49.