Леона постыдно посмотрела на свои руки, не смея поднять глаз на хмурого наставника. Все пуще сдавливало горло, все ближе подходили предательские слезы, но Леона держала в себе постыдную сырость — не даст она слезам ходу при Воимире, не окажет ему такой радости, чтоб он потом ее девкой сопливой еще звать стал.

Гостомысл встал с постели. Леона подняла на него взгляд, избегая смотреть на Воимира.

— Поздний уж теперь час для беседы, — произнес старец пристально посмотрев на девушку из-под бровей. — Утро вечера мудренее.

Леона кивнула.

В коридоре послышался чей-то скорый бег, и в комнату ворвалась Витана с травками, увидела очнувшуюся подругу.

— Леонка! Живая! — вскрикнула она, подбегая к девушке, всхлипывая, обнимая дурную за плечи. — Девка ты, глупая!

Гостомысл усмехнулся по-старчески.

— Верные друзья — вот он истинный дар Богов, — произнес он, глядя, как обнимаются девушки, как прячет Леона лицо в черных волосах, прижавшейся к ней Витаны. Старец напоследок посмотрел на Верхуславу, и та без слов поняла его наказ. А затем развернулся, и, постукивая посохом по дощатому полу, покинул спальню.

Воимир, не взглянув боле на воспитанницу, вышел следом.

— Витана, — позвала домовушка. — Сходи-ка, дорогая, принеси светец, зажжем травушки.

Девушка кивнула, утирая слезы. Поднялась, побежала скорее в горницу.

Леона наконец посмотрела на домовушку. И, чувствуя, как катятся по лицу крупные слезы, сквозь вставший в горле комок, призналась:

— Я собиралась сходить к Гостомыслу. Честно собиралась… — стыдливо оправдывалась она. И судорожно добавила, раскаиваясь: — Но разморило днем…

На голову опустилась крохотная ладошка Верхуславы.

— Ну, тшш… — протянула домовушка, гладя Леону по голове. — Эх, и куда только Воимир смотрел все это время. Чтож не углядел за тобой… — проворчала маленькая женщина. Вздохнула и призналась сама себе: — да все мы беса проглядели, чего уж тут…

Леона вспомнила мрачный, колючий взгляд наставника, полный злого негодования, и навалились разом все чувства, что весь оборот копились на душе тяжелым камнем. Девушка перевела дыхание, посмотрела в окно и внезапно беззвучно зарыдала.

— Он меня ненави-идит, — горестно протянула девушка, прижимая к лицу ладони, и не умея остановить льющегося потока слез.

— Ну, поплачь дитя, поплачь… — вздохнула Верхуслава, бросая тяжелый взгляд на глядящую в окно ночь.

Полу стон – полу всхлип раздался из-под прижатых к лицу ладоней, и девушка зарыдала с новой силой.

На улице, отошедший от женской избы Воимир, удивленно замер, поднял голову к окнам девичьих спален.

Что-то похожее на стыд укололо терзающуюся душу прежде завсегда холодного мужчину. И он не сдержался, рыкнул зло и помчался со всех ног к лесу. Коли бы сразу за вверенную ему девку взялся, как подобает, так не пропустил бы присосавшуюся к ней нежить! И ведь давно увидеть мог, давно! А не увидеть, так и догадаться не мудрено было! Коли б хоть на мгновение бы задумался, да не вел б себя, как осел! Видел ведь, что хворая ходит! Одно только слово от него и есть: наставник! Спросил ли он хоть раз ее о той ночи, когда снял с нее выродка?

От злости сводило челюсти. Скрежетали зубы, будто готовясь вгрызться в чью-то плоть — да не укусить самого себя. Кожа нестерпимо зудело. А мужчина все бежал, до боли отбивая пятки, пока не скрылся в полутьме ночной чащи. А несколькими мгновениями позже по засыпающему лесу промчался, врезаясь мощными лапами в землю, огромный черный волк. И грозный рык вырывался из его клокочущего нутра.

Леона стихла, выбившись из сил, и безмолвно смотрела в окно на опустившуюся ночь. И не чувствовала больше ни вины, ни страха. Ушла черная погань.

Вернулась Витана. Зажгла вставленные в светец травы и стала обходить комнату, окуривая стены сизым дымом.

— Там Словцен все сюда рвется, места себе не находит, — тихо произнесла она. — Ему Гостомысл запретил подниматься.

— И правильно, неча ему в девичьих спальнях делать. Я наказа не снимала, — шепотом сказала Верхуслава. — Завтра увидятся.

Витана обернулась: Леона сползла на подушку и крепко спала. И не было у нее сна слаще, чем этой ночью.

Глава 7

— Встала? — взволновано спросил Словцен, едва поднявшись в горницу.

За окном давно рассвело. Парни уже закончили утреннюю разминку и обливались из выставленных на улице бочек. Девки крутились возле печи — в бабьем куте полным ходом шла работа.

— Нет, спит еще, — ответила ему Витана, с натугой взбивая свеженькое маслице.

Парень вздохнул, прошел к столу.

— Давай помогу, — сказал он, забирая у девушки пахталку[1].