Очередь перед ними зашевелилась, тронулась стоящая впереди них повозка, и гнедая Словцена, недолго думая, пошла следом, оставив парня с навозным мешком в руках.

— Чага! — возмутился он, догоняя лошадь.

Повозка остановилась, за ней, невозмутимо дернув хвостом, встала и Чага.

Леона засмеялась, сжала бока Флокса, толкая его вперед, и, подъехав ближе, забрала у друга поводья лошади.

— Я подержу.

Словцен кивнул, вернулся к лошадиному крупу и быстро подвязал навозный мешок.

— Я тоже об этом думал, — сказал парень, вскочив в седло. — Как думаешь, застанем его?

— Кирьян говорил, что Бальжин редко уезжает из Белого Града, — пожала плечами Леона.

Словцен едва заметно скривился при упоминании наемника.

— Да Бальжин и сам как-то сказывал, что нечасто покидает мастерскую. Но все же ярмарочные седмицы пошли, — разумно заметил парень.

Девушка посмотрела на будто бы совсем не уменьшившуюся перед ними очередь приезжих и неуверенно сказала:

— Вряд ли он этим летом снова решил уехать. Все же в Белый Град со всего княжества народ стягивается…

Очередь перед ними вновь зашевелилась. Друзья поддали пятками по лошадиным бокам и еще немного продвинулись вперед, въехав наконец на массивный белокаменный мост. Плескалась под ним в широких каменных берегах прохладная река, что сбегала с горной гряды, выросшей к северо-западу от града. Разделяясь подле его высоких стен, она обнимала город двумя полноводными рукавами и бурлящей стеной падала с края утеса, с гулким грохотом разбиваясь о скалы у его подножия.

Канал тот был наследием далекого разобщенного прошлого Сольмении. В те времена над ним лежал простой деревянный мост, который завсегда можно было поднять, дабы лишить врага возможности попасть в город. Дни те давно минули, но ров остался: сначала как разумное недоверие только зародившемуся союзу, после — как удобный источник пресной воды и речной рыбы. Лишь спустя половину столетия после объединения земель князь Велимудр — первый сын Великой княгини Роксаны — отстроил над каналом мост каменный, недвижимый. То стало жестом доверия остальным княжествам и положило начало белокаменному тракту. Теперь тракт пролегает по всем княжеским землям и до сих пор продолжает строиться и разветвляться.

Несмотря на то, что очереди казалось нет конца, к величественным воротам Белого Града ребята приблизились довольно скоро.

Хмурый страж в железной броне проверил лошадиные подхвостья на присутствие навозных мешков, взял с друзей по медяку за въезд и устало махнул рукой, пропуская путников дальше.

Едва ребята проехали сквозь толстую крепостную стену, как попали в шумный, бурлящий людской поток. Преобразился Белый Град с началом ярмарочных седмиц, ожил: от самых ворот заполнились народом мощеные белым камнем улочки; встали повсюду столы, полные товаров; растянулись меж беленых домов цветастые платочки да ленты; заиграли свирели заезжих песняров. До площади еще было далеко, но уже то там, то тут шел торг. Расхаживали громогласные коробейники, предлагая съестной товар. Вовсю кипела жизнь на главной ярмарке Роксанского княжества.

— Да-а, — громко протянул Словцен, озадаченно глядя на шумный человеческий рой, и повернулся к подруге. — Надо оставлять лошадей.

— Что? — переспросила Леона, непонимающе сведя брови — вокруг стоял такой гул, что ей не удалось разобрать слова парня.

— Лошадей, говорю, оставлять надо! — повысил он голос. — Мы тут не развернемся с ними!

Леона согласно кивнула и осмотрелась.

— Гляди! — крикнула она, указав в сторону, где теперь под широким навесом стояла привязь, полная лошадей.

Словцен посмотрел в указанном направлении и неодобрительно поморщился.

— Проезжайте! — вдруг раздался за ними недовольный мужской выкрик. — Неча дорогу загораживать!

Ребята натянули поводья, посторонившись, и мимо проехала груженая телега. Возница — коренастый мужичок в низко надвинутой шапке, кинул на них хмурый взгляд.

— Ты погляди, там ведь и яблоку негде упасть, — сказал Словцен, косясь на привязь.

Леона закусила губу, согласно покачав головой.

— Может поедем вдоль стены? — предложили она, озадаченно оглядевшись вокруг. — Там навряд ли столько народа. До мастерового конца доберемся.

— А если Бальжин на главных торжищах, а не в мастерской? — засомневался парень.

— Заодно и узнаем, — пожала плечами Леона. — Во всяком случае, может удастся лошадей там оставить.

Словцен согласно кивнул, и Леона развернула Флокса в сторону стен.

Кольцевая улочка и верно оказалась свободнее — пусть не пустовала, но и лошадям для скорого шага бок о бок, и пешему народу места нашлось в достатке. Было здесь много тише и спокойнее, чем на главных улицах города: песни свирельщиков и гомон толпы доносились приглушенно, и не было здесь суетливой возни, что царила за его пределами — народ сюда приходил отдыхать от шумных торжищ. Большая часть люда, что встретилась им на пути, расселась прямо вдоль стен: кто переводил дух, прикрыв глаза от усталости, кто разворачивал тряпицы с припасенной снедью, кто вел тихую беседу, не нарушая общий покой. И даже торговки-лоточницы вели себя здесь намного тише, не зазывая народ громкими выкриками — кому надо и так увидят да спросят, незачем мешать честному люду отдыхать.

Ребята проехали уже треть пути, когда тишину проулка разрезал громогласный мужской голос, доносящийся откуда-то спереди. Леона насторожилась — слов пока было не разобрать, но где-то внутри царапнуло неприятное предчувствие.

Они минули еще несколько домов, когда впереди заметили кучку людей. Леона озадаченно подняла брови, подъехала чуть ближе и, кинув на Словцена короткий взгляд, придержала коня.

В узком переулке, меж вставших спиной друг к другу домов, стоял безбородый, едва ли не наголо стриженый мужик и с иступленной горячностью вещал собравшимся вокруг него людям.