— Не хорошо на душе теперь, — проворчал парень.

— Не хорошо, — согласилась Леона и уверенно добавила: — но не время думать об этом.

Словцен посмотрел на подругу. И в глубине его глаз на краткий миг отразилось изумление — не знакома была ему прежде эта сторона Леоны: спокойная, сдержанная. Да и когда бы ему было ее узнать такой?.. Не в детстве же, когда искали лягушек у реки да дрались на палках. От чего-то стало тоскливо. Знает ли он вообще эту девушку?

— Поехали? — спросила она. — Может разузнаем чего еще на торжищах.

Словцен кивнул.

— Дело говоришь. Бальжин уж верно что-то знать может, — сказал он и толкнул пятками лошадь.

На пути боле им ничего худого не встретилось. Минуя отдыхавших от шумных торжищ людей, друзья быстро добрались до северной части города и свернули на главную улицу мастерового конца.

Народа здесь оказалось лишь немногим меньше, чем у главных ворот. Уныло переглянувшись, друзья спешились и повели лошадей вперед, рассекая толпу — лавка Бальжина была едва ли на другом конце от них, в самом начале улицы…

Время перевалило за полдень. Пуще стало припекать разгоряченное солнце, и заполнила град духота, смешалась с едким духом конского и людского пота. Мимо ходили лоточники, зазывая народ отведать их угощений, и вклинивались сладкие запахи лакомств в стоящий вокруг тяжелый запах.

Как и предполагал Словцен — оружейника на месте не оказалось, а за прилавком стоял его старший сын — молодой темноволосый парень восемнадцати лет, ровесник Леоны.

— Отец сегодня на торжищах, — сказал он, заворачивая в холстину набор стрел для низкой, худосочной девицы. — На главной площади со стороны мастерового конца. Там ваш Дарен, кстати, где-то рядом с ним стоит.

— Спасибо, Ольрен! — улыбнулась Леона. Парень посмотрел на нее и, едва не выронив одну из стрел, неловко улыбнулся в ответ.

— Можно лошадей у вас оставить? — спросил Словцен.

Ольрен пождал губы и покачал головой.

— Извините, ребята. У нас уже занято все…

Он закончил паковать стрелы и, приняв плату, отпустил ждущую их девицу.

— Может у святилища еще места остались, — сказал он, повернувшись к ребятам. — Там большая конюшня, и к ярмарке еще загон поставили.

К прилавку подошел высокий крепкий мужик с суровым лицом, похожий на наемника. Ольрен извиняющеся глянул на друзей и занялся покупателем. Выспросить у него про творящиеся в граде богохульства не получилось.

Ребята вышли из лавки на пестрящую народом улицу и нерешительно посмотрели в сторону святилища. Поглядели лошадей, терпеливо дожидавшихся их на короткой привязи подле входа. У обоих на доли мгновенья закралась худая мыслишка — а не оставить ли их прямо так у небольшой лавочной коновязи?.. Что уведут Леона не боялась — уж слишком норовистый Флокс был, чужих к себе не подпустит. Но лошадям потребен был отдых, навес от палящего солнца, чистая вода, сено…

Леона вздохнула и стала отвязывать Флокса.

— Поторопись, — сказала она Словцену. — А то так весь день и пройдет, пока конюшни ищем.

Пока парень отвязывал постукивающую копытом Чагу, та потянулась мордой к Леоне и стала тыкаться по карманам, в поисках еды.

— Ты не так голодна, чтобы попрошайничать, — фыркнул парень, перехватывая Чагу под уздцы.

Леона снова огляделась. Вокруг сделалось чуть свободнее — народ стремился укрыться от палящего солнца в мастерских, что стояли ровными рядками по обеим сторонам улицы, да переждать зной под крышами гостеприимных трактиров. Да только мало им с того было толку — еще пуще духота воздух жрет, когда под одной крышей много народа собирается. Под открытым небом хоть нет-нет да ветерок подует, освежит, разгонит зной на мгновенье.

— Давай верхом, — предложила девушка, поднимаясь в седло. — Быстрее будет.

К счастью, места для их лошадок у святилища и вправду сыскались. И пусть на самой конюшне все денники уже были заняты, но под широко растянутым навесом места еще было вдоволь — видно не доходил сюда народ с лошадьми, старался ближе к воротам ставить. Друзья заплатили конюху за постой лошадей и направились на главную площадь, откуда до них уже долетала задорная музыка и разноголосый гомон.

Они минули боярские терема и перед ними открылся вид на главные торжища Роксанского княжества. И замерло у друзей на мгновенье дыхание от ребячьего восторга, потому как не доводилось им прежде видеть такого празднества.

Стройными рядками встали на площади торговые палатки, да все, как одна красивые: высокие, синие, как грозовое небо, да расписанные хитрыми белыми узорами, и все-то с белеными прилавками.

А меж ними, по широким проходам, как по улице прогуливалась целая тьма разномастного народу. Вот небогатые селяне примостились у палатки с железной черненой утварью: разглядывают чудной товар, ахают от цен. Вот, рассекая народ, быстро прошел купец с ручной телегой, доверху заполненной кружевными пуховыми платками. И тут же, средь простого народа ходят бояре в высоких шапках, смотрят диковинные товары с дальних земель, торгуются, улыбаются глядя на празднество. Тут же пробегают мимо них простые девицы, радуются новым лентам, дивно поблескивающим на свету. Окруженные чернавками, прогуливаются боярыни с горделивой осанкою, любуются тканями дорогими да украшениями из самоцветов, примеряют кольца на тонкие перста, умиляются красоте да сиянию.