Шрифт:
Рассудив, что на улице достаточно жарко, да и ветра толком нет, чтобы вспотевший конь мог простыть, Леона освободила его от седла и влажного потника — привал впереди предстоял долгий. Свалив вещи под ближайшим деревом, она поставила перед Флоксом заранее, еще в дороге подготовленное лакомство и облокотилась на древесный ствол, с улыбкой глядя на друга.
Проголодавшийся конь с огромным удовольствием сунул морду в принесенный его человеком котелок, где лежало немного замоченного в нагревшейся воде овса и вкусной свежей люцерны.
Понаблюдав за довольно хлюпающем в котелке конем, она добродушно хмыкнула и направилась к находившийся вблизи лагеря кринице. Умыться хотелось неимоверно.
[1] Медведь-шатун — медведь, по каким-то причинам не впавший в спячку, или проснувшийся посреди зимы. Очень опасен.
[2] Полушка — половина серебряной монеты, равная двадцати медякам.
[3] Рудый – то же, что и красный.
[4] Облучок — скамеечка спереди повозки, место для сидения возницы.
[5] Караковая — масть лошади, черный окрас с коричневыми подпалинами.
Глава 10
Солнце над Яровищами давно уже встало и медленно катилось по небосводу, подбираясь к зениту. Деревня, как сонная муха, неспешно входила в привычный ритм жизни после бурной ярмарочной седьмицы. На главной улице, еще вчера заполненной палатками с разнообразными товарами и шумной торгующейся толпой, сейчас разбирались торговые ряды, сворачивались ярмарочные флажки и разноцветные ленточные украшения; припозднившиеся с отъездом купцы, складывали оставшиеся товары в подъехавшие прямо к палаткам повозки, попутно еще успевая продолжать вялую торговлю с единичными покупателями.
Несмотря на то, что по сравнению с предыдущими несколькими днями, на улицах деревни было тихо и пустынно, в Радушном Вепре кипела жизнь. С кухни, где над шкворчащими чанами суетилось несколько румяных кухарок, по всей харчевне разносились густые ароматы готовящейся еды, а через то и дело открывающиеся в зал двери, сновали подавальщицы, шустро разнося по заполненному гомонящему залу тарелки с еще горячей, исходящейся паром, едой.
Редкий гость уходил из этой корчмы голодным. Вот и сейчас все столы в харчевне были заняты разъезжающимся после ярмарки народом, желающим перед дальней дорогой досыта наесться вкусной, горячей пищей и наполнить свои жбаны фирменным ягодно-медовым квасом, которым так славится Радушный Вепрь. В зале стоял приятный шум болтовни и стука посуды. И даже мухи, вялые от жары, раздражали не так сильно, как обычно. От одного из столов раздался громкий веселый бас, судя по всему, кто-то выкрикнул тост, после которого громыхнул гортанный мужской смех и небольшая группа мужчин, с грохотом опустив на стол опустошенные кружки, весело поднялась из-за стола, и направилась к выходу. Место долго не пустовало, практически сразу к освободившемуся столу быстро-быстро протиснулась дородная дама с пятерней разновозрастных детей, попутно громко отправив щуплого мужичка, который видимо был отцом семейства, поторопить подавальщиц.
В зале витала легкая тревожность, та самая, которая порой возникает перед грядущим дальним путешествием. Многие приезжие были из дальних краев и им сейчас предстоял весьма долгий путь домой. Купцам же о доме думать было еще рано, их дорога лежала в иные деревни и города, где большие торжища продлятся дольше, дабы распродать оставшийся товар.х
Словцен, с самого утра помогающий на кухне, тащил через задний двор коромысло с двумя огромными ведрами колодезной воды. Это был уже четвертый подход подряд, и парень успел взмокнуть под все сильнее припекающим солнцем. Остановившись, чтобы немного передохнуть, он утер рукавом пот со лба и, нахмурившись, бросил взгляд на окна своей комнаты.
— Мам, а ты не видела сегодня Леонку? Она еще не спускалась? — спросил парень, когда все баки на кухне были наполнены, и он уставший вышел в зал, чтобы выпить холодного кваса.
Любомира, стоявшая за стойкой и сосредоточенно что-то высчитывающая и записывающая в учетную книгу, нахмурившись, но не отвлекаясь от своего дела, строго отмахнулась. Парень понятливо кивнул и молча прошел мимо матери к бочкам с напитками, налил себе полный жбан медового кваса, сделал пометку на прикрепленной к бочке дощечке, и вернувшись, расположился с обратной стороны стойки на высоком стуле.
Словцен медленно пил прохладный кислый-сладкий квас, остывая после утренней работы, и думал о том, что подруга сегодня на удивление долго спит. Что-то царапало его изнутри: какая-то важная мысль, не успевая оформиться, тут же ускользала от него, и внутри клубилось какое-то мутное, неприятное предчувствие.
— Нет сынок, я ее не видела сегодня, — ответила наконец дворничиха, закрывая книжку и убирая в небольшой карман платья, скрывающийся под цветастым передником, — может спит еще, отсыпается перед дорогой.
Мысль, которая все это время ускользала от него, наконец оформилась, и Словцен не допив квас, бросился на верх.
Любомира, уже понимая к чему идет дело, печально посмотрела вслед убегающему сыну, вздохнула и убрала за прилавок полупустую кружку с недопитым квасом. Немного постояла, задумчиво глядя на лестницу, ведущую на верх, и снова вздохнув, направилась на кухню.
— Леона! — Словцен громко постучал в дверь своей комнаты, временно отданной подруге. Никто не ответил.
— Леона! — Снова громкий стук. — Леона ты уже встала? — не унимался парень, приникнув к двери и пытаясь уловить хоть какие-то звуки. Но как он ни прислушивался, ни малейшего шороха уловить не получалось. Наконец, не вытерпев, парень толкнул дверь, слегка приоткрывая вход и настороженно заглядывая в комнатку, чтобы уже через мгновенье резко распахнуть ее и быстро войти внутрь, осматривая совершенно пустую спальню в которой не было ни девушки, ни ее вещей.