Когда огонь потух, и в костровище остались лишь тлеющие бревна, когда все путники уже собрались в лагере и разбредались по своим местам, а часть из них уже самозабвенно спала, когда Леона уже заползла в выделенную ей повозку и устраивалась поудобнее, завернувшись в свой теплый мягкий плащ, щупловатый чаровник Богша встал и замкнул круг, отрезая собравшихся от внешнего мира. И никто из них не переступит черты, пока он не разомкнет по утру круг.

***

Леона проснулась, когда еще только-только начинало светать, от звуков возни и чьих-то недовольных выкриков.

— Да пустите же меня!

Девушка мгновенно подскочила и быстро вылезла из повозки. Оказавшись снаружи, она недоуменно застыла. Все спальные места пустовали, и во внутренней части лагеря никого не оказалось. Девушка повертела головой, пытаясь разобрать в утренних сумерках, куда все подевались, и откуда раздаются звуки борьбы. Справа, между кибитками, мелькнуло несколько силуэтов, и она поторопилась туда.

— Я же уже сказал вам! Ничего я не собирался красть! Да отпусти же меня!

Леона взволнованно ускорилась. Мужчины нашлись прямо за повозками, сгрудившиеся вокруг какой-то, пока что не понятной ей возни. К ее удивлению, несмотря на доносящиеся из центра столпотворения выкрики и пыхтение, наемники были явно спокойны. Кто стоял сложив руки на груди и расслабленно облокотившись на повозки, кто — широко расставив ноги и подбоченившись, один, кажется, его звали Отар даже сидел на земле, оперевшись спиной на дерево и лихо поигрывал кортиком, и все до единого весело глядели на нежданно разыгравшееся представление. Чеслав, стоявший в компании хмурого Ольцика, даже тихонько посмеивался в свои густые рыжие усы, а заметив Леону, весело ей подмигнул.

Девушка мысленно выдохнула — спокойные, значит ничего серьезного не произошло. Она протиснулась немного вперед, выглядывая происходящее. Там где раньше проходила граница обережного круга, стоял Кирьян, прижимая к себе, заломанного дергающегося юношу. При его очередной попытке вырваться они развернулись в ее сторону, и она смогла разглядеть пойманного. В руках наемника дергался злой, раскрасневшийся Словцен. Леона удрученно выдохнула и вышла из-за спин наемников.

— Кирьян, — позвала она, — отпусти его. Это мой друг.

Мужчина хмыкнул, и насмешливо ухмыльнувшись, отпустил парня.

— Леона! — радостно воскликнул Словцен. — Я же говорил! — буркнул он Кирьяну, резко выдергивая свои руки и оправляя одежду.

Девушка поджала губы, молча развернулась и пошла обратно в лагерь. До восхода еще есть время, и она потратит его на сон.

— Леона! — позвал парень, догоняя ее, и, оправляя на ходу, разлохматившиеся во время борьбы волосы.

Она не откликнулась. Внутри, словно в закипающем котелке, нарастало раздражение и какая-то детская досадная обида. Она ведь просила его успокоиться, оставить ее! Предупреждала, что этот путь ей нужно проделать одной! А Словцен просто проигнорировал ее слова! Отмахнулся, словно от незначительной помехи! «Ну что за упрямец!», — мысленно причитала девушка. Она коротко глянула на парня, смерив его беглым взглядом, но ослиных ушей, как ни странно, не обнаружила.

Она злилась. Ужасно злилась на друга за его пренебрежение к ее желанию. Злилась, уже представляя, каких проблем он ей может доставить и во что обойдется ей его самоуправство. Злилась. И одновременно стыдилась своих чувств. Противный червячок совести уже прогрыз ход в заполнившееся гневом сердце, и укоризненно покачал головой. Словцен ведь беспокоится о ней… Всегда беспокоился и, конечно, сейчас не перестал, не смог спокойно отпустить одну в неизвестность… Он догнал ее, потому что переживает за нее, хочет помочь… А она его сейчас даже видеть не хочет, более того, она еле сдерживает рвущиеся наружу резкие, обидные слова. Она уже не ребенок за которым нужно приглядывать! Она ведь просила не ехать за ней! Просила! А он просто проигнорировал ее просьбы! Захотел приключений!

— Леона, — повторил друг, обгоняя ее и вставая у нее на пути.

— Словцен, — твердо начала девушка, обогнув парня и продолжая двигаться дальше. Она еле сдерживала клокочущее внутри раздражение. — Я просила тебя не ехать за мной. Ты сам решил иначе, твое право. Я не знаю, что ты себе придумал, но уверена, ты обманулся в своих ожиданиях. — Девушка повернулась, бросив на него бессильный и разочарованный взгляд, и расстроенно произнесла: — Мы ведь обсуждали это. Тогда, на ярмарке! Я ведь говорила с тобой откровенно и ясно. И повторила это в письме! — Она поджала губы и отвернулась. — Так что будь добр с восходом вернуться назад. А я сейчас иду досыпать, — сказала она, забираясь обратно в повозку. И уже задергивая полог, не сдержавшись, холодно добавила: — Мне не нужен попутчик. И, как видишь, я тебе не рада.

Словцен растерянно смотрел на серую пропыленную ткань полога, сомкнувшегося перед его носом, и не знал, как ему быть дальше. Он весь день был в пути, подгоняя коня и не давая тому толком отдыха, чтобы только успеть догнать ее. Он был уверен, что подруга будет рада его видеть и облегченно вздохнет при его появлении от того, что теперь не одна. Тогда, в Яровищах, ему казалось, что вся ее бравость при их разговоре была напускной, и на самом деле подруга отчаянно трусит. Это было бы похоже на нее. Сколько он ее знал, она всегда храбрилась, даже тогда, когда дрожала от страха, всегда, как озлобленный котенок, показывала, что сама может со всем справится и не подпускала никого близко. И только его, Словцена, подпустила, только с ним сблизилась, только ему доверяла и была откровенна. По крайне мере, так ему казалось раньше. И он совершенно не ожидал такого приема. Не ожидал увидеть ее такой… Такой холодной, злой, жесткой… Они и не ссорились-то в серьез ни разу. За что она так с ним? «Я тебе не рада» — все еще звучала у него в голове фраза, так больно резанувшая по сердцу.

Мимо проходил молодой мужчина, тот самый, что скрутил его за повозками, когда он пытался войти в лагерь, задержался, сочувственно похлопал его по плечу и молча пошел дальше. Словцен понуро посмотрел на удаляющегося наемника, постоял в нерешительности, глядя на расходящихся по лагерю мужчин, понял, что прогонять его никто не спешит, и опустился на землю, пристроившись у повозки и откинувшись спиной на колесо. Он запрокинул голову, глядя на предрассветное небо, и стал думать, как быть дальше.