Девочка осторожно проглотила горькую жидкость, и скуксившись, быстро запихнула в рот протянутый хлеб. Она уже догадывалась, кто перед ней, но все же хрипло уточнила:

— Ведагора?

— Нет, дитя, — женщина вздохнула, — это имя уже давно мне не принадлежит. Теперь меня Руженой зовут, а деревенские бабушкой Ружей кличут, — сказала она, забирая опустевшую плошку и ставя ее на пол. — Но ты не переживай, — быстро поправилась она, увидев недоумение ребенка, — ты пришла куда нужно, я ждала вас.

— А мама… — подавшись вперед, взволнованно начала было девочка, но ее перебили:

— Она еще не появлялась.

Ружа, откинула с ее ног простынку и внимательно стала осматривать наложенные повязки.

У девочки перехватило дыхание, и она судорожно выдохнула, глядя на женщину быстро наливающими влагой глазами. Заметив это, знахарка поспешно добавила:

— Но-но, рано ты слезы по ним льешь. Живы они, живы. Так что нечего тут горевать. Лучше сил набирайся скорее, чтобы здоровой их встречать.

Девчушка промолчала, только тихонько шмыгнула и быстро утерла уголки глаз, а Ружена споро развязывала забинтованные ноги и складывала грязные тряпицы в стоявшую рядом пустую миску.

— Нет, ты только погляди сколько хвори из тебя вытянули травки-то. Ты посмотри–посмотри, видишь на тряпице кашица вся темная, желто-грязная стала? А была как зелень свежая. Так-то вот, травка хорошая, и не таких на ноги ставила.

Девочка слабо улыбнулась, а Ружена продолжила, не прекращая осмотра:

— Я тебя сразу почувствовала, как ты появилась в окрестностях-то. Не ладно, конечно, вышло, совсем не ладно. Вы должны были прямо к дому моему выйти, аккурат у крылечка. А ты была одна, да еще и далеко. — Ружена недовольно цокнула. Она хмурилась и огорченно качала головой. Затем вздохнула, успокаиваясь, и продолжила: — Ну как уж вышло, так вышло, чего уж тут теперь. Я сразу направилась тебе навстречу. Ох, и витиевато же ты шла, петляла, словно заяц. У меня все не получалось тебя нагнать. А в какой-то момент я вдруг поняла, что ты уж совсем близко к дому подобралась. И как умудрилась только.

Бабушка Ружа закончила снимать повязки с ног, придирчиво осмотрела их, повертев с боку на бок, и перейдя к тонким девичьим рукам, продолжила:

— Ну, и поспешила я назад, да поскорше. Потом уж, на, самом подходе, услышала, как завыл мой Рыжик. А когда я наконец во двор-то вышла, ты уж лежала у меня на крыльце без сознания. Под бдительной охраной мохнатого стража, — добавила Ружена, улыбнувшись. — Хорошо, что ты успела дойти до него. Крыльцо — часть дома, а дом-то у меня уж под надежной охраной, там ты уже была под его защитой и спрятана от чужих глаз. Я тебя как увидела, сразу в баньку понесла, благо ты легкая как пушинка. А то, на тебя и взглянуть-то страшно было, да и прогреть тебя хорошенько требовалось, и раны обработать, чтоб не загноились и не пошло воспаление.

— А я и не помню даже, — слегка расстроено и одновременно удивленно проговорила девочка.

— Еще бы ты помнила, — проворчала женщина, внимательно осматривая детские руки там, где только что сняла тряпицы, — в таком-то состоянии. Бледная, грязная, измотанная. Забей в бубен тебе под ухом ты б и то не проснулась.

— Бабушка Ружа, — вновь прозвучал неуверенный детский голос, — а кто был на крыльце, когда я пришла?

Ружена даже бровью не повела, лишь еле заметно плотнее сомкнула губы и невозмутимо продолжила разворачивать и снимать тряпицы.

— А кто там мог быть, дитя? Рыжик мой там с тобой лежал.

— Нет, там еще кто-то был, — не унималась девочка, — будто маленький ребенок, только странный какой-то.

Раздался тихий каркающий смех.

— Я ж говорил, Руженька, — проскрипел смеющийся старческий голос.

Девчушка повернулась на звук и увидела, как, словно из воздуха, соткался низенький, не выше трёхлетнего ребенка, длиннобородый старичок в расшитой светлой косоворотке, с аккуратно причесанными седыми волосами до плеч.

Ружена нахмурилась и бросила на девочку тревожный взгляд.

— Да не боится она меня, не серчай, — так же весело проговорил старичок, — стал бы я дите пужать.

Девочка удивленно смотрела на появившегося из ниоткуда, весело щурящегося старичка, и сама, не заметив того, начала улыбаться в ответ.

— Ну шо, Руженька, представь меня нашей гостье.

— А то ты сам не можешь, — проворчала женщина, не отвлекаясь от осмотра и снимая последнюю перевязь. Но все же ворчание это было больше для порядка, потому что она тут же продолжила: