Сенна вернулась с другим подносом с едой и поставила его перед Джозефом, затем сунула руку под мантию и протянула мне ручное зеркальце. Я взяла его и посмотрела в прошлое.

Сколько мне лет? Я прожила меньше сорока. В последнее время я чувствовала себя древней старухой. Мое тело мучили боли, кожа обвисла. Хрономантия, возможно, удвоила мой возраст. А теперь этого не стало. Я снова была молода. Моя кожа была гладкой, волосы темными, без единой седой пряди. У меня все еще были шрамы, несколько морщинок вокруг глаз, и я выглядела немного изможденной, как будто мне нужно было хорошо питаться в течение нескольких недель, но я больше не чувствовала себя такой хрупкой, как раньше.

Я уронила зеркало и встала быстро, легко. Колени у меня не подкашивались, голова не кружилась. Я потянулась, наслаждаясь ощущением гибкости. Моя одежда теперь сидела на мне неуклюже. Слишком короткая, слишком мешковатая, слишком туго обтягивающая плечи. У меня по-прежнему была только одна рука, а другая представляла собой костяную когтистую лапу, сформированную из тени, но, полагаю, отматывать время вспять и отращивать конечности — две очень большие разницы.

— Как? — спросила я, удивляясь своей вновь обретенной молодости. Железный легион воскресил богов, чтобы умолять их вернуть годы, украденные у него хрономантией. Но здесь не было ни Ранд, ни Джинна, только Джозеф и я.

Джозеф поднес миску с рагу к губам и проглотил кусочек. Он несколько мгновений жевал, размышляя. «Я многому научился у Лорана, — сказал он, затем нахмурился. — Сначала тебе нужно понять, как на самом деле работает отторжение, Эска». Он осел, и Сенна бросилась вперед, чтобы поддержать его. Толпа зашумела в ответ. Джозеф снова выпрямился, тяжело дыша, его взгляд был слегка рассеянным. Он похлопал Сенну по руке и сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить.

— Каждый раз, когда Источник находится в твоем желудке, его частички растворяются в твоем теле. Крошечные частички. Такие маленькие, что тебе потребовались бы сотни лет, чтобы это заметить. Чем больше ты черпаешь из Источника, тем быстрее он растворяется. Наступает момент, когда в твоей крови становится слишком много магии. Твое тело не может справиться с этим и начинает бурно реагировать.

Я подняла мои руки из плоти и тени над головой, переплела пальцы и вытянулась так высоко, как только могла. Черт возьми, как же хорошо было снова иметь возможность свободно двигаться.

— Вот как руда, которую использовала Сирилет, могла предотвратить отторжение, — сказала я, зная, что это правда. — Руда поглощает магию Источников. Проникая в кожу, она вытягивала магию из крови.

Джозеф кивнул, откусил кусочек хлеба и стал его пережевывать. Он заговорил с набитым ртом.

— Но мы по-разному реагируем на отторжение, Эска. Лоран изменил нас. Он вселил в нас богов. Во мне сидит Ранд. В тебе Джинн. Когда в нашей крови слишком много магии, наш организм начинает усваивать ее. Дугомантия, геомантия, хрономантия, твои врожденные магии Источников. Все они являются школами магии в сфере Джиннов. Как и некромантия.

— Хм, — я села напротив Джозефа. — Значит, я могу абсорбировать магии из сферы Джиннов. А ты можешь абсорбировать магии из сферы Ранд. Как это объясняет то, что ты повернул время вспять?

— Потому что я осознал, что боги нам не нужны. Нам нужны три вещи, Эска. Хрономантия. Это уже заложено в тебе. Это такая же неотъемлемая часть тебя, как и твоя некромантия. Нам была нужна биомантия, а это часть меня. И нам потребовалось много энергии. Я ее обеспечил. Это было довольно утомительно. — Он действительно выглядел измученным.

— Я вернул тебе годы, которые Хрономантия украла у тебя, но магия Источников все еще в тебе, Эска. Если ты не научишься контролировать ее, она снова начнет воздействовать на твое тело. Но если ты все-таки научишься ее контролировать. — Он ухмыльнулся мне. — Бессмертие бывает двух видов. Моя Биомантия постоянно обновляет мое тело. Ты можешь научиться использовать свою хрономантию, чтобы замедлить старение. Ты можешь стать бессмертной, Эска. Как и я.

Ошеломленная, я уставилась на Джозефа. Он не шутил. Он думал, что делает мне одолжение. Бессмертная, как и он сам. Неужели он действительно так плохо понимал меня? Я не хотела бессмертия. Сама мысль о вечной жизни была мне отвратительна. Слезы Лурсы, иногда я вообще не хотела жить. Но ему не обязательно было это знать. Хотя он и так это знал. Джозеф был там, в библиотеке, в тот день, когда Лесрей Алдерсон вложила в меня зов пустоты. Он был тем, кто спас меня. Каким-то образом он понял, что я собиралась сделать, и поймал меня, когда я прыгнула навстречу своей смерти. Джозеф оттащил меня от края пропасти и окутал одеялом любви. Использовал свою эмпатомантию, чтобы смыть мою боль.

Люди вокруг нас притихли, и, как мне показалось, придвинулись ближе. Джозеф тоже молчал, выжидая.

— Спасибо? — сказала я, не уверенная, хотела ли я спросить или нет.

Джозеф улыбнулся мне, и толпа снова зашумела. Я услышала, как кто-то сказал Пария, а другой пробормотал Парагон. Я этого не поняла. Слишком ошеломленная тем, что только что произошло. Слишком ошеломленный своей новой юностью. Вокруг нас формировалась новая мифология, ядром которой были Джозеф и я. В этом было что-то нездоровое. Он был бессмертен: в один день человек, потом камень, а на следующий — ослепительное солнце. Конечно, люди приходили, чтобы увидеть нечто особенное, нечто более великое. Я никогда не думала, что увижу такой поворот в поклонении. Я никогда не думала, что мой друг будет так упиваться этим.

Внезапно мне захотелось оказаться в другом месте. Подальше от Джозефа и поклоняющихся ему глупцов. Я почувствовала потребность убежать. Забыться в напряжении, какого не испытывала уже много лет. Я резко встала, чуть не опрокинув поднос. Джозеф посмотрел на меня, нахмурив лоб.

— Я должна идти, — сказала я.

— Для этого потребуется сила, — быстро сказал Джозеф. Я не поняла. Не имеет значения. Я начала пятиться через толпу. Они отодвигались от меня, все еще распростертые на земле.