— Не ревнуй, Ден, — бросила она ему. — И вообще, я попрошу папу, чтобы он нашел Аиде место поприличней, чем секретарша у ди-джея!

Денис покраснел и удалился под звонкий смех дочери банкира.

— Слушай, ты с ним спишь? — шепотом спросила она.

— Я — девственница! — возмутилась Аида.

— Я — тоже! — с восторгом сообщила Таня, и это был очередной повод расхохотаться.

Дамские сигары, которые принесла Аида, источали тонкий аромат вишни, и одна штука курилась не менее получаса, так что ими пропах весь дом.

— Это что за экзотика? — послышался из комнаты голос юбиляра.

Оказывается, Патрикеев и его друг, старичок в зеленом фраке, околдованные необыкновенным запахом, без стука ворвались в девичьи покои.

— Доча, милая! Господь с тобой! Это слишком крепко! — преувеличенно, театрально возмущался банкир.

— Один раз можно, папуля, — надула губки Татьяна, сразу превратившись в проказливого, но очень трогательного ребенка.

— Ну, что ты скажешь, Семен Ильич? — обратился он к старичку. — Совсем уже взрослая девица!

— На выданье, Петя, на выданье, — проблеял Семен Ильич.

— Рано еще об этом думать! Пусть сначала поступит в институт.

— Для девушки это вовсе не обязательно, — гнул свою линию старичок, при этом сладко улыбаясь и подмигивая Татьяне.

— По-твоему, я растил ее для какого-то шалопая, вроде этого Дениса? Пусть учится, а там поглядим!

При упоминании Дениса Таня залилась краской, и это не ускользнуло от наметанного глаза Аиды, которая все время оставалась в тени.

— При чем здесь Ден, папа?

— Это я так, к слову. — И вдруг обратился к Аиде. — Ваш молодой шеф, милая, экзотическая девушка, несносный шалопай! Имейте это в виду!

— Буду иметь, — безразличным голосом ответила лже-секретарша.

— Ах, да! Вы ведь, кажется, не знакомы! — спохватился Патрикеев. — Семен Ильич Сперанский. Аида, но не Верди.

— Очень приятно! — Сперанский обслюнявил протянутую ему руку, и ей наконец удалось разглядеть его поближе. Сутулый, узкоплечий, похож на засушенный гриб. Маленькие, водянистые глазки, крючковатый нос, платиновый перстень с изумрудом на мизинце правой руки.

— Правда, она похожа на египтянку? — с азартом воскликнула Татьяна.

— Цвет кожи не тот, — со знанием дела возразил банкир, будто родился и вырос на берегах Нила, при Рамзесах или Ментухотепах. — Скорее какой-то кавказский народец. А ты как думаешь, Семен Ильич?

— Ну-ка, посмотрим, посмотрим! — старичка тоже увлекла викторина, и он достал из кармана позолоченный футляр, выудил из него очки в золотой оправе и водрузил их на крючковатый нос, сразу превратившись в старого, хищного филина. — Вроде и на еврейку похожа, — сделал он свое заключение и вполголоса добавил: — Извиняюсь, конечно.

— Вы все оказались неправы, — одарила присутствующих улыбкой Аида. — Мое происхождение для меня тоже загадка. Отца своего я не знаю. У меня немного раскосые глаза, не так ли?

Ее сообщение произвело фурор.

— Сиамка, с голубыми глазами? — удивился Патрикеев. — Сиамская кошка — понятно, но сиамская девушка!.. Такого я никогда не видел, хотя в Бангкоке бывал, и не раз.

— Голубоглазая сиамка в Екатеринбурге! — зачмокал слюнявым ртом Семен Ильич. — Это понравится газетчикам! Можно сделать рекламу моей туристической фирме! У нас как раз намечаются туры в Юго-Восточную Азию! Например, «В поисках голубоглазых сиамок» или что-то в этом роде.

— Кле-ово! — пропела совсем обалдевшая Татьяна. — Ее, кстати, заинтересовал твой китайский Будда, — отчиталась она перед отцом.

— Серьезно?

— Я — девушка набожная, — потупив взор, призналась Аида. — С детства мечтала уйти в даосский монастырь…

Торг с Денисом был коротким. Вечером, когда гости разъехались по домам, в кабинете Патрикеева состоялся сугубо мужской разговор, в присутствии старика Сперанского.

Денис сидел насупившись, как бы злясь и в то же время сознавая свою беспомощность перед сильными мира сего.

— В тебе бурлит молодая кровь, мой мальчик, — говорил Семен Ильич, поигрывая футляром от очков, то открывая, то захлопывая крышку. — Такую уникальную девушку нельзя мариновать в секретаршах. Она далеко пойдет.

— Ден, старина, не подумай обо мне плохо, — оправдывался Петр Евгеньевич, — но дочь не желает отпускать ее от себя. Ты же знаешь, какая она упрямая! Вы могли бы встречаться…

— Погоди, Петя, вопрос серьезный! — не дал договорить банкиру Сперанский. — Пусть он сделает первый шаг. Так сказать, принесет Богам жертву. А Боги щедро отблагодарят его.