Впереди, на правой стороне улицы начиналась решетчатая ограда стадиона, а чуть подальше, за стволами деревьев виднелись его металлические ворота. Возле них как раз в этот момент мелькнула неясная фигура и прошмыгнула на стадион.

— Товарищ полковник, это Душкин! — заволновался Телков. — И он с собой пронес что-то плоское прямоугольное, похожее на это, — он показал упаковку с Джокондой.

— Ну, что ж, подходящий случай проверить ваше зрение, лейтенант, — то ли в шутку, то ли всерьез бросил Степанов.

Они энергично пересекли улицу и через распахнутую калитку вошли на стадион. За воротами полковник вдруг остановился сам и придержал Телкова за локоть. А затем он повертел головой, высматривая что-то, и озабоченно пробурчал:

— Где он, этот чертов вход?

«Видать, мой шеф перетрудился. Попал в штопор», — пронеслось в голове у Телкова. Спрятав улыбку, лейтенант деликатно пояснил:

— Товарищ полковник, вы уже на стадионе. Вот он, вход, за вашей спиной.

— Ты прав, сынок. Мы переступили черту. Может, потом над нами будут потешаться, но мы все равно пойдем вперед, — ответил шеф в своем сегодняшнем чудном духе и решительно двинулся в глубь стадиона.

Пройдя мимо деревянных раздевалок, они подошли к той самой беговой дорожке, выложенной из непонятных плиток, которые от старости уже кое-где разошлись, а где-то и вздыбились, словно льды. За дорожкой простиралось плешивое футбольное поле. В центре поля, откуда начиналась игра, носом к носу топтались Маркизов и Душкин. Бывшие спортсмены боролись за прямоугольный предмет, завернутый в мешковину. (Несомненно это был портрет Струйской.) Каждый тянул его к себе, пиная соперника ногами. Душкин, невзирая на жару, зачем-то напялил шерстяную лыжную шапочку и толстую спортивную куртку и потому был неуклюж. Но он упорно держался за свою добычу, мотаясь вместе с ней из стороны в сторону. Бойцы с головой ушли в поединок, ничего не слыша, никого не видя, ни дать ни взять, раззадорившиеся петухи. Подходи и бери их голыми руками. Только раньше времени не спугни.

«Сейчас мы свалимся на головы преступников, точно с ясного неба. То-то они будут изумлены», — с удовольствием подумал Телков, переходя на бесшумный кошачий шаг.

Но все испортил… нет, не он, еще незрелый опер, а сам полковник Степанов. Шеф закричал, ну прямо как милиционер-новичок:

— Милиция! Всем оставаться на местах!

И произошло то, что и следовало ожидать при такой легкомысленной промашке. Маркизов оставил портрет в руках у Душкина и помчался в дальний правый угол поля, точно собирался пробить корнер. А Душкин, не расставаясь с портретом, устремился к левой штанге футбольных ворот, как бы намеревался отбить мяч, посланный Маркизовым.

— Мне кого преследовать, товарищ полковник? — сердито спросил Телков, всем видом давая понять, что возмущен действиями своего начальника.

— Маркизов никуда не денется. Сейчас нам нужен Душкин, — ответил Степанов, не обращая внимания на скрытый протест подчиненного. — За мной! В погоню за Душкиным! — И, подавая личный командирский пример, пустился вдогонку за преступником.

А тот, миновав ворота, выбежал за кромку поля и, развернувшись влево, на миг замер на месте, слегка пригнувшись и напружинив ноги. Такую позу принимают бегуны и прыгуны на стартовой отметке. Впереди перед Душкиным и впрямь когда-то лежала яма для прыжков в длину, ее Телков видел в первое посещение стадиона. Вернее, то, что осталось от ямы, полузасыпанное, заросшее сорной травой, усеянное окурками и банками из-под пепси и пива. Но Душкин, видно спятив, начал разбег по стертой дорожке. Вместе с портретом.

— Сынок! Следующим прыгаешь ты! — послышался за спиной голос слегка приотставшего шефа.

Пробежав часть дорожки, Душкин оттолкнулся правой ногой от грунта, взвился в воздух, пролетел по дуге несколько метров, и, опустившись, оттолкнулся левой, снова взлетел вверх… Но при этом произошла вот какая фиговина: оттолкнувшись левой, он изменил курс — скакнул куда-то вправо, повернув на девяносто градусов к линии разбега, и… исчез.

— Малыш, ты понял? Главное — этот поворот, — сказал Степанов, когда они подбежали к воображаемой линии старта. — Вперед, сынок, за ним! А там действуй по обстоятельствам.

— Товарищ полковник, подержите. — Лейтенант протянул портрет.

— Возьми, дружок, его с собой. Он нужен там, ну, с богом! — И Сергей Максимович по-отечески подтолкнул Телкова в спину.

— А где «там»? — спохватился лейтенант, уже разбегаясь, как его учили в детской спортивной школе.

— «Там» — это… — вот и все, что успело уловить его ухо, он уже оттолкнулся левой ногой, повторяя маневр Душкина с разворотом вправо.

Телков влетел в пустоту, где не было ничего — ни цвета, ни звука, только серый неприглядный туман. Он миновал вершину дуги и заскользил вниз, приземляясь на правую ногу. Теперь оставался последний, завершающий толчок — потому-то этот прыжок и называется тройным. Но чутье подсказало оперу, что под ним все та же бездонная пустота и через мгновенье он провалится в никуда. И возможно, навечно. В совершенном отчаянии Телков изловчился, подставил под подошву правой ноги ступню левой, оттолкнулся от самого себя, пулей вырвался из тумана и приземлился задом в грязный песок, перемешанный с мусором.

Впоследствии он пытался и не раз повторить такой прием, но из этих затей ничего не выходило. А сейчас вот каким-то чудом получилось, он, пожалуйста, остался жив-здоров, сидел в бывшей яме для прыжков в длину, и окружал его знакомый стадион «Красная Пресня». Или «Асмарал».

«В том-то и беда, что тот же стадион и та же яма. Значит в «там» я так и не попал, провалил задание», — удручился Телков.

Он поискал взглядом своего начальника, но тот запропастился куда-то. Может, передумал и погнался за Маркизовым.