Я увидел на лице Николая тут же проступившее удивление. Кажется, он даже ненадолго впал в ступор, но быстро оправился.

— Ну, допустим, — проговорил он, — а какое тебе дело до моей сестры?

Я пожал плечами и покачал головой:

— В принципе, мне до неё никакого дела нет. Кроме того, что мы сегодня были в Институте, и нас с трудом туда пустили.

— Ого, а как?! — поинтересовался Николай, тут же выдав себя с потрохами.

Впрочем, он и сам это понял, поэтому практически сразу добавил:

— А меня не пустили. Сказали, что сестры нет, она где-то на каком-то волонтёрском задании.

— Ну, в общем-то, понятно, почему не пустили, — проговорил я. — Мы туда попали под предлогом того, что якобы Аде нужно там учиться. Её в своё время императрица туда направила.

— Как же? Она же в академию экзамены сдавала! — не понял Голицын. — Она может там учиться!

— Ну… — я решил не распространяться по поводу своих причин, по крайней мере пока. — Скажем так. У нас там были свои вопросы, но нам надо было туда съездить. И то, что мы там увидели, это полный… — я даже замолчал на некоторое время, подбирая правильное слово. — Это полный… Я даже не знаю, как сказать. Полная катастрофа.

— Что там? Всё так плохо? — насторожился Николай.

— Я тебе так скажу: будь ты моим самым злейшим врагом, и то я бы тебе не пожелал, чтобы твои дети или твои родные, в том числе сестра или ещё кто-то, находились в этом институте.

— Да почему же? — Николай, кажется, побледнел. По крайней мере, губы у него точно превратились в узкие белые полоски.

— Вот, смотри, — сказал я. — Дело в том, что они там все голодные, холодные, измождённые. То есть их реально гоняют и в хвост, и в гриву. Так ещё они ходят с блокираторами магии, все. Выглядят как ходячие мертвецы. Я тебе говорю совершенно натурально. И это просто задница. Они все запуганы, все боятся всего на свете.

И тут я в упор посмотрел на Николая:

— Ты вообще когда последний раз сестру видел?

— Ну, как, — ответил Николай. — Мы её как отдали в этот институт в начале осени, так больше и не видели. Мы с мамой пытались её пару раз на выходные забрать, но нам всё время говорили, что она то на выезде, то у неё волонтёрские мероприятия, то у неё какие-нибудь полевые занятия по травничеству, то ещё чего-нибудь. Мы так ни разу её и не видели.

— А ты не задумывался, почему? — спросил я.

— Почему? — переспросил Николай.

— Ну, просто те, кого мы видели, — это что-то невозможное. Просто призраки вместо людей.

— Да ну нет! — Николай отпрянул. Сейчас было видно, что он пытается найти какие-то опровержения моим словам. — Этот же институт под патронажем императрицы!

— Я не знаю, может быть, она и не в курсе, что там творится. Может быть или не может быть — я тебе говорю, как есть. Если не веришь, попробуй сходить да посмотреть сам.

— Да я же говорил, — Голицын совсем сник. — Дело в том, что ничего не получается. Я был там сегодня, мне дали от ворот поворот опять под каким-то надуманным предлогом.

— Ну, если уж на то пошло, — сказал я, — давай, я могу помочь тебе пройти туда, и ты увидишь, что я не вру тебе ни единым словом. Ты найдёшь сестру, попробуешь с ней поговорить, опять же. Но за это я тебя тоже попрошу о помощи, — закончил я.

— Какой ещё помощи? — вскинулся Голицын и тут же в нём заиграл тот самый мерзкий тип, который мне не понравился с самого первого дня.

— Нет, если что, — ответил я, — я тебя, конечно, и так проведу. Но затем, когда ты убедишься, что я не вру, мне нужно будет от тебя кое-что. То есть это не просто «баш на баш». Я тебе и без всяких условий помог бы. Но мне нужна твоя помощь.

— Какая помощь? — Николай смотрел на меня очень настороженно.

— Мне нужно твоё слово, — ответил я.

— Всего лишь? — Николай нахмурился, всё ещё не понимая, о чём идёт речь, а я решил играть в открытую.

— Там же, в институте благородных девиц, — сказал я, — находится девица Медведевых.

И тут у Голицына от одной этой фамилии просто перекосило лицо. У меня появилось впечатление, что он мгновенно вспомнил что-то и это что-то очень его гнетёт и заботит.

— Но я продолжу, — сказал я. — Вот я хочу вытащить её оттуда, а затем вытащить её брата с каторги. Знаешь почему?

Голицын стоял, не шелохнувшись.

— Потому что я точно знаю, что Земовит ни в чём не виноват. Единственный свидетель, который может это подтвердить, — ты.

Тут мне показалось, что Голицын не то сломался, не то колеблется, но взгляд его, вместо твёрдого и горящего, устремлённого мне в глаза, вдруг погас и переместился вниз, к его же ботинкам.

Поэтому я перевёл дыхание и продолжил:

— Я не знаю, что там Чернышёв дал вам с дядей за молчание. Но у меня другой вопрос: что ты хочешь лично за свидетельствование против Чернышёвых в этом вопросе?