Шрифт:
Майя вспоминала их совместные дни в домике и верила, что они еще увидят мирный рассвет.
Карцев думал о сыне, которого расстреляли за «неправильные мысли», и клялся отомстить за него.
Домовые мечтали о теплых печках и добрых хозяевах.
Лешие думали о зеленых лесах, где не будет резерваций.
Русалки вспоминали чистые реки своего детства.
Все эти мысли, все эти надежды текли в Ивана, наполняя его невероятной силой. Он почувствовал связь не только с людьми на площади, но и со всем городом.
Где-то в квартире плакал ребенок, которого разбудили звуки битвы.
Где-то в подвале прятались старики, боясь выйти на улицу.
Где-то в тюрьме сидели узники, мечтая о свободе.
Все они нуждались в помощи. Все они верили в перемены.
И Иван понял — он не одинок. Он часть этого мира, часть всех живых существ в нем.
Сила заполнила его, разрывая магические путы. Он встал на ноги, и заклятие привязки рассыпалось, как стекло.
— Это невозможно! — закричал волшебник-охранник. — Подавитель работает!
— Не на такую силу, — ответил Иван.
Он поднял руки к небу и почувствовал Неву. Великая река текла совсем рядом, полная мощи и силы. Иван протянул к ней свое сознание.
«Помоги мне, — мысленно попросил он. — Помоги смыть эту грязь».
Река откликнулась. Воды Невы забурлили, поднялись, потекли не по своему руслу, а туда, куда звал их Иван.
— Что ты делаешь? — испугался Дзержинский.
— То, что должен был сделать давно, — ответил Иван.
Огромная волна появилась на горизонте и быстро приближалась к площади. Высотой с трехэтажный дом, темная от поднятого со дна ила, она несла в себе всю мощь великой реки.
— Оно же затопит весь город! — закричал кто-то из солдат.
— Нет, — спокойно сказал Иван. — Только эту площадь. Только тех, кто принес сюда смерть.
Волна обрушилась на площадь, смывая солдат, технику, летающие машины. Дзержинский и его приближенные исчезли в бурлящей воде.
Но Иван и его союзники остались сухими. Вода обтекала их, как будто они были защищены невидимым куполом.
Когда волна схлынула, площадь опустела. Вместо армии Дзержинского остались только лужи и мокрый мусор.
— Как ты это сделал? — изумленно спросила Майя.
— Не я, — ответил Иван. — Мы все. Вместе мы сильнее любого тирана.
Он посмотрел на черный кристалл, который все еще излучал пурпурный свет. Подошел к нему и легко коснулся рукой.
Артефакт треснул и рассыпался в прах.
Магия вернулась в мир.
Но радость длилась недолго. Из-за разрушенных зданий появились новые солдаты — те, кто успел укрыться от волны. Их было меньше, но они все еще представляли угрозу.
— Окружить их! — кричал уцелевший офицер. — Не дать сбежать!
Майя мгновенно отреагировала, создав огненную стену между повстанцами и наступающими солдатами. Ефим Кузьмич и Прокоп Семеныч тут же принялись восстанавливать защитные барьеры вокруг площади.
— Магия работает! — радостно воскликнул водяной. — Чувствую силу!
Домовые и лешие тоже ожили, почувствовав возвращение своих способностей. Они начали создавать иллюзии, сбивая с толку вражеских солдат.
Но Иван не обращал внимания на происходящее вокруг. Он стоял посреди площади, всматриваясь в место, где исчезла волна. Там, среди обломков и луж, что-то шевелилось.
— Он жив, — тихо сказал Иван.
— Кто жив? — спросил подошедший Карцев.
— Дзержинский. Я чувствую его.
И действительно, из-за перевернутого автомобиля показалась знакомая фигура. Дзержинский был мокрый, грязный, но живой. На лице у него застыла гримаса бешеной ярости.
— Думал, водичкой меня напугаешь? — прохрипел он, приближаясь к центру площади. — Я не такой слабак, как мои подчиненные!
Дзержинский поднял руки, и воздух вокруг него начал искриться темной энергией. Было видно, что он применяет какую-то очень мощную и опасную магию.
— Осторожно! — крикнула Ольга Андреевна. — Это запрещенное заклинание! Магия смерти!
Черные молнии полетели в сторону Ивана. Он едва успел поставить щит, но мощность атаки была такова, что барьер начал трещать.
— Ты хочешь поиграть в магов? — рычал Дзержинский, усиливая атаку. — Я изучал темные искусства, когда твоего мира еще не существовало!
— Мой мир существовал всегда, — спокойно ответил Иван, держа щит. — Просто в нем люди выбрали другой путь.
— Какой путь? Путь слабости? Путь хаоса?