К вечеру он добрался до ножек шкафа. Простые столбики показались ему скучными. Взял резец потоньше и начал вырезать спиральный орнамент — словно ветви, обвивающие ствол дерева. Работа потребовала особой аккуратности — одно неверное движение, и придётся начинать заново.

Заварил свежий чай, продолжил трудиться. Комната наполнилась ароматом древесной стружки — сосновой, берёзовой, липовой. Каждая порода дерева пахла по-своему, создавая целую симфонию запахов.

Последним штрихом стали петли на дверцах шкафа. Гоги отшлифовал их до блеска, смазал машинным маслом. Теперь дверцы открывались беззвучно, плавно.

Отложив инструменты, он отступил на несколько шагов, оценивая результат. Мебель преобразилась — из простых деревянных конструкций превратилась в произведения прикладного искусства. Резьба играла в лучах заката, создавая причудливые тени на стенах.

Гоги провёл рукой по готовому изделию. Дерево было тёплым, живым под пальцами. В каждом завитке, в каждом листочке жила частичка его души, его терпения и мастерства.

Комната изменилась до неузнаваемости. То, что раньше было просто углом в бараке, теперь стало настоящим домом — уютным уголком, где каждая вещь создана своими руками с любовью и вниманием к деталям.

Сел на обновлённый стул, отхлебнул чаю из блюдца. За окном догорал день, но в комнате царили тепло и уют. Здесь можно было творить, думать, просто быть самим собой.

Душа требовала красоты во всём — и он дал ей эту красоту, вырезав её из обычного дерева.

Чай остыл в блюдце, стружки были убраны, инструменты сложены. Гоги сидел в обновлённой комнате и чувствовал, как внутри что-то зреет, требует выхода. Взгляд сам собой обратился к сундуку, где лежал спрятанный рисунок Ивана-царевича.

Он достал лист, разложил на столе. Мрачный воин смотрел с бумаги усталыми глазами, и в этом взгляде читалось продолжение истории.

Гоги взял новый лист, окунул кисть в чёрную краску. Рука задрожала в предвкушении — словно открывалась дверь в другой мир, тёмный и манящий.

Первые мазки легли сами собой. На бумаге проступала Баба-яга — древняя, страшная, величественная. Не сказочная старушка в платочке, а первобытная богиня смерти и возрождения. Костлявые пальцы увенчаны когтями, волосы развеваются, как дым от костра. Глаза — пустые глазницы, в которых мерцает холодный огонь.

«Откуда я знаю, как она должна выглядеть?» — подумал художник, продолжая работать.

Избушка на куриных ножках возвышалась за спиной ведьмы — древняя, обветшалая, но полная мрачной силы. Ноги — не просто куриные, а огромные, как у доисторических птиц, с острыми когтями, впившимися в землю. Сама избушка покосилась от времени, стены поросли мхом, но в окнах светится зловещий огонь.

Гоги добавил деталей. Вокруг избушки — частокол из человеческих костей, увенчанный черепами. Каждый череп светился изнутри холодным светом — души тех, кто не прошёл испытание ведьмы.

Баба-яга держала в руках не ступу, а котёл — древний, почерневший от времени. В нём варилось что-то, источающее ядовитые пары. Зелье забвения? Эликсир жизни? Или просто суп из костей неудачливых путников?

«Она не злодейка, — понял художник. — Она страж. Охраняет границу между мирами».

На заднем плане проступал лес — дремучий, первобытный. Деревья стояли, как древние великаны, их ветви переплетались в сложные узоры. Между стволами мелькали тени — духи леса, оборотни, лешие. Все они подчинялись Бабе-яге, служили ей верой и правдой.

Гоги отложил кисть с чёрной краской, взял серую. Начал прорабатывать фактуры — шершавую кору деревьев, потрескавшиеся стены избушки, костяной частокол. Каждая деталь получала свой характер, свою историю.

Небо над лесом затянули тёмные тучи. Сквозь них пробивались редкие лучи солнца, освещая отдельные участки картины зловещим светом. Контраст между светом и тенью создавал ощущение другого мира — места, где действуют иные законы.

Следующим листом стал Кощей Бессмертный. Гоги представил его не горбатым стариком, а высоким, статным воином в чёрных доспехах. Лицо — изможденное, но благородное. Глаза горят холодным огнём вечности. Он не злодей — он тот, кто слишком долго живёт, слишком много помнит.

Смерть обошла его стороной, и теперь он бродит по миру, ища покоя. За его спиной высится чёрная башня — его крепость, его тюрьма. В самой высокой комнате, в хрустальном ларце, хранится игла с его смертью.

Гоги прорисовал детали доспехов. Чёрный металл покрывали руны — древние символы власти над жизнью и смертью. Меч Кощея был особенным — клинок словно высечен из ночного неба, усыпан звёздами.

Вокруг башни кружили вороны — тысячи чёрных птиц, слуги бессмертного воина. Они были его глазами и ушами, разносили его волю по всему миру. Каждый ворон нёс на крыле небольшую руну — знак принадлежности своему господину.